Проблема политического юмора представляется актуальной не только в силу слабой её теоретической разработанности в отечественной литературе, но и ввиду наблюдаемого резкого уменьшения самой сферы политического юмора в Российской Федерации. Коллапс Советского Союза привёл к десятилетию расцвета политического юмора в стране, однако, к началу XXI века на фоне невероятного подъёма и популярности всевозможных телепередач вроде «Аншлага», можно заметить практически полное исчезновение политического юмора. Из газет пропали политические карикатуры (кажется, единственным, кто продолжает их рисовать, «не взирая на лица», в т.ч. про Президента страны, остался карикатурист одиозной газеты «Московский комсомолец» А. Меринов), с телеэкранов — некогда столь популярные сатирики. Сатирические телепрограммы «Куклы», «Итого» и «Красная стрела» были закрыты.

На заседании Правительства РФ 16 декабря 2004 г. министр обороны С. Иванов потребовал прекратить «дебилизацию населения»[1] передачами вроде «Аншлага», не пояснив, однако, что должно прийти им на смену и должно ли население быть лишено публичного юмора вообще. Существующему режиму удалось значительно сократить сферу публичного политического юмора, воспринимаемого, видимо, в качестве потенциального конкурента государственной «серьёзности». Подобные действия вызваны явным непониманием природы юмора и его места и роли в политической жизни общества, а также того факта, что юмор невозможно искоренить.

По свидетельству узника концлагерей[2], даже в самых экстремальных ситуациях, когда у людей отнимали всё, у них оставалось чувство юмора и две темы для разговора: религия и политика. Юмор, в самом начале бывший исключительно чёрным, позже распространялся на все сферы человеческой жизни, позволяя как бы подняться над ситуацией.

Заметно существенное различие в восприятии политического юмора на Западе и в России. Если на Западе в настоящее время юмор политиков, направленный против оппонентов, и самоирония воспринимаются как обязательная часть любой политической кампании, позволяют сформировать благоприятный имидж политика и повысить рейтинг, то в России дозволительным считается, как правило, только злое сатирическое изображение оппонентов в предвыборных листовках, «частушках» и т.п.

Сложившаяся ситуация требует теоретического осмысления.

Степень разработанности

За два года, прошедшие с предыдущей попытки автора приблизиться к проблеме политического юмора, количество монографий на русском языке, посвящённых этому вопросу, удвоилось. К книге А.В. Дмитриева «Социология политического юмора»[3] добавилась книга В.В. Разуваева «Политический смех в современной России»[4]. Существуют ещё несколько монографий, посвящённые проблематике юмора вообще, среди которых выделяются книга М.Т. Рюминой «Эстетика смеха. Смех как виртуальная реальность»[5] и ещё одна книга А.В. Дмитриева «Социология юмора: Очерки»[6]. Этим небольшим перечнем исчерпывается список российских книг о юморе. Количество статей, которые нам удалось найти, также невелико: одна статья А.В. Дмитриева[7], две статьи В.В. Разуваева[8] (позже вошедшие в их монографии) и две статьи М. Кошелюка[9].

Впрочем, количество монографий о политическом юморе на английском языке так же невелико[10]. Следует отметить, что выпущены они на двадцать лет раньше отечественных. За рубежом политический юмор стал изучаться значительно раньше, но рассматривался преимущественно в журнальных статьях. Этому способствовал тот факт, что около 15 лет назад в Германии был учреждён журнал «Humor: The International Journal of Humor Research». Западные авторы ставят перед собой конкретные проблемы. Изучением политических анекдотов занимаются P.D. Abrahams[11], G. Benton[12], J.H. Brunvand[13], C. Davies[14], A. Dundes[15], E. Larsen[16], D. Nilsen[17], C. Wukasch. Юмор с точки зрения взаимоотношения этнических групп рассматривают M. Barrick[18], W. Clements[19], С. Davies[20], S. Kravitz[21], M. Preston[22] и другие. В западной литературе тема политического юмора разработана гораздо более обширно, чем в отечественной. Статья А.С. Архиповой «Анекдот в зарубежных исследованиях XX века»[23] показывает, что в отечественной литературе серьёзное массовое изучение темы началось в конце восьмидесятых – начале девяностых годов ХХ века, тогда как за рубежом оно ведётся с середины ХХ века.

Цели и задачи работы

Целью данной работы является демонстрация неразрывной связи юмора с политикой, а также возможностей его использования в качестве политической технологии.

Для достижения поставленной цели предполагается решить следующие задачи: рассмотреть природу юмора и соотнести её со свойствами политической деятельности; выделить функции политического юмора; рассмотреть конкретные проявления политического юмора и их использование в политических технологиях.

Структура работы

Работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка литературы и приложения.

Во введении обосновывается актуальность выбранной проблематики, приводится информация о степени разработанности проблемы, формулируются цели и задачи работы, а также описывается её структура.

В первой главе рассматриваются существующие теоретические подходы к выяснению природы юмора, демонстрируется имманентная связь юмора с политикой и раскрываются функции политического юмора.

Во второй главе освещается вопрос исторических циклов чередования юмора и серьёзности, рассматриваются конкретные проявления (политический анекдот, политический плакат и карикатура, политическая частушка) и технологии (использование в избирательных кампаниях, формирование имиджа политика) политического юмора.

В заключении излагаются основные выводы работы, а в приложении приведены некоторые конкретные примеры использования политического юмора.

ГЛАВА I

Определение и разделение понятий

Как известно, через всю истории эстетики проходят утверждения о невозможности дать определение комического и непрекращающиеся попытки это сделать[24]. Действительно, определения важных для этой работы категорий менялись со временем и продолжают меняться. Если у Даля в «Толковом словаре живого великорусского языка» юмор — это «веселая, острая, шутливая складка ума, умеющая подмечать и резко, но безобидно выставлять странности нравов или обычаев; удаль, разгул иронии», то у Брокгауза и Ефрона в «Малом энциклопедическом словаре» это уже «особая манера художественного изображения; соединение комизма с серьезностью, "возвышенное в комическом", добродушное осмеивание людских пороков и слабостей с целью вызвать мысль о контрасте низменного и пошлого с возвышенным и идеальным и создать в зрителе и читателе после смеха тихую грусть от сознания несовершенства человеч. природы и жизни».

В цели работы не ходит внести свою лепту в создание определения комического, смешного, юмора и тому подобного. Для наших целей будет достаточно провести простое разделение. Будем исходить из того, что:

смех — это физиологическая реакция организма, состоящая «из дыхательных движений в связи с определенной мимикой, то есть с движением (игрой) мышц лица» [Брокгауз и Ефрон]. Смех не является специфически человеческой реакцией и свойственен так же, например, обезьянам;

комическое — смешное в самом широком смысле. Комическим может быть неуклюжее падение человека на улице, поведение маленького ребёнка. От юмора его отличает отсутствие специального намерения вызвать смех. Это первое важное отличие комического от юмора.

юмор — комическое, обусловленное социальными причинами и связями, другими словами рождающееся в процессе социальной коммуникации. Именно наличие социальной коммуникации является вторым важным отличием юмора от комического. Можно щекотать человека и он, вполне вероятно, будет от этого смеяться и выглядеть комично, но подобная ситуация не будет юмором.

Вместе с тем, необходимо отметить, что отечественные исследователи, как правило, ставят знак равенства между этими понятиями, приравнивая всё к юмору. Они оправдывают это тем, что понятие «юмор» настолько многогранно и разнообразно, что невозможно и ненужно проводить какие-то разделения, потому что такие попытки обречены на провал. Действительно, юмор бывает разный. Генри Фаулер предложил таблицу, объясняющую разницу между видами юмористического[25]:

	Мотив/цель	Сфера	Метод/способы	Аудитория
Юмор	Обнаружение, раскрытие	Человеческая природа	Наблюдение	Близкие по духу
Остроумие	Пролитие света	Слова и идеи	Неожиданность	Интеллектуалы
Сатира	Улучшение	Этика и нравы	Акцентуация	Самодовольные
Сарказм	Причинение боли	Недостатки и уязвимости	Инверсия	Жертва и её окружение
Инвектива	Дискредитация	Дурное поведение	Прямое утверждение	Публика
Ирония	Исключительность	Изложение фактов	Мистификация	Ближний круг
Цинизм	Самооправдание	Этика	Обнажение	Уважаемые люди
Сардоническое	Самоутешение	Превратности судьбы	Пессимизм	Своё «я»

Обращение к исследованию политического юмора вынуждает рассмотреть теории и подходы к смешному, т.к. юмору политическому во многом присущи функции и технологии юмора вообще.

Теории и подходы

Большинство западных исследователей выделяют три группы подходов к изучению юмора: теории превосходства (superiority), теории несоответствия (incongruity) и теории облегчения (relief).

Теории превосходства (superiority)

Некоторые исследователи[26] находят истоки теорий превосходства в работе Платона «Государство» из-за того, что пятой книге этой работы он написал: «… пустой человек тот, кто считает смешным не дурное, а что-либо иное; и когда он пытается что-либо осмеять, он усматривает проявление смешного не в глупости и пороке, а в чём-то другом.»[27] Большее число исследователей[28] считает основателем этого направления Томаса Гоббса. В работе «Левиафан» он сказал: «Внезапная слава есть страсть, производящая те гримасы, которые называются смехом. Она вызывается у людей или каким-нибудь их собственным неожиданным действием, которое им понравилось, или восприятием какого-либо недостатка или уродства у другого, по сравнению с чем они сами неожиданно возвышаются в собственных глазах.»[29]

Согласно этим теориям, источник удовольствия от смеха — в чувстве собственного превосходства, которое проявляется в результате сравнения себя с другими и их недостатками и служит упрочению доброго мнения о себе. В данном случае смех — обязательно смех над кем-то, с позиции превосходства. Он направлен на «уродства» и «несовершенства» с позиции восприятия собственного превосходства.

В защиту своего мнения сторонники этой теории выдвигают положение, что смех изначально был обнажением зубов, означающим вызов или угрозу врагу[30], или даже развился из «триумфального рёва после победы в первобытном поединке»[31].

Теории несоответствия (incongruity)

Считается, что первую попытку определения комедии и смешного дал ещё Аристотель. В «Поэтике» он писал: «Комедия, как мы сказали, это воспроизведение худших людей, но не во всей их порочности, а в смешном виде. Смешное — частица безобразного. Смешное — это какая-нибудь ошибка или уродство, не причиняющее страданий и вреда, как, например, комическая маска. Это нечто безобразное и уродливое, но без страдания»[32]. С этим определением так или иначе перекликаются многие определения, дававшиеся впоследствии.

Вторым отцом теорий несоответствия называют Иммануила Канта из-за замечания, сделанного им в «Критике способности суждения»: «Во всём, что вызывает весёлый неудержимый смех, должно быть нечто нелепое (в чём, следовательно, рассудок сам по себе не может находить никакого удовольствия). Смех есть аффект от внезапного превращения напряжённого ожидания в ничто. Именно это превращение, которое для рассудка явно и радостно, всё же косвенно вызывает на мгновение живую радость»[33].

Эта группа теорий получила гораздо большее развитие. Фридрих Шеллинг писал, что комическое действие имеет место там, где «вскрывается общая противоположность свободы и необходимости, притом так, что необходимость попадает в субъект, а свобода — в объект»[34]. А Артур Шопенгауэр добавлял, что «смех всегда возникает не из чего иного, как из неожиданного сознания несовпадения между известным понятием и реальными объектами, которые в каком-либо отношении мыслились в этом понятии, — и сам он служит лишь выражением такого несовпадения»[35]. Карл Гроос писал, что психологический процесс восприятия комического включает в себя три стадии: смущение, просветление и превосходство. Смущение — это первое впечатление от комической нелепости, сменяющееся просветлением, когда нелепость замечается и завершающееся чувством превосходства над нелепостью после того, как «мыльный пузырь», показавшийся «массивным шаром» вдруг лопается[36].

По утверждению Дедова[37], человеку становится смешно, когда имеет место неконгруэнтность, нисходящая от большего к меньшему, т.е. когда мы внезапно обнаруживаем, что реальные объекты окружающего нас мира не соответствуют нашим понятиям о них. Юмор есть восприятие несоответствия в игровом контексте, которое может сопровождаться улыбкой и смехом. Под несоответствием подразумевается явление одновременного, или почти одновременного появления обычно не соединимых, не совпадающих в данном контексте элементов.

Однако несоответствие является необходимым, но не достаточным условием возникновения юмора и нуждается в дополнении другими элементами. Вторым процессом после того, как несоответствие схватывается, является переоценка ситуации в целом. Вслед за начальной фазой усмотрения противоречия между тем, что субъект встречает, и индивидуальными ожиданиями, воспринимающий юмор вовлекается во вторую фазу — «разрешения несоответствия», в котором два первоначально не совместимых элемента «примиряются». Этот процесс предполагает нахождение объяснения для несоответствия: нахождение некоего оправдания для одновременного существования несовместимых элементов или нахождения некоторого нового смысла их совмещения.

Предполагается, что несоответствующие друг другу стимулы воспринимаются как юмористические только тогда, когда согласуются с прошлым опытом, то есть не меняют когнитивную структуру индивида.

«Теория юмора» Томаса Витча

Интересной кажется недавняя попытка доктора лингвистики университета Пенсильвании Томаса Витча создать «Теорию юмора»[38]. Работа стоит того, чтобы рассмотреть её подробнее и сравнить с предыдущими работами, потому что в ней интересным образом переплетаются три направления изучения юмора в попытке создать единую теорию, хотя можно сказать, что она более тяготеет к теориям несоответствия.

Витч характеризует юмор как «эмоциональную абсурдность»[39] и называет два «необходимых и (совместно) достаточных» условия его возникновения: 1) субъект воспринимает ситуацию как нарушение «субъективного морального принципа» — видения того, какой ситуация должна быть; 2) при этом одновременно ситуация воспринимается как нормальная. То есть, юмор возникает из определённого противоречия в восприятии субъекта. Заметим, что Борев писал: «заслуживает внимания тот факт, что комическое всегда так или иначе связывалось философами и искусствоведами с противоречием»[40] и «комическое – это противоречие […] несоответствия…». А Зигмунд Фрейд отмечал, что острота возникает из преодоления «задержки» — внутреннего сопротивления, возникающего от несоответствия желания подсознания и требований super-ego.

«Субъективный моральный принцип»[41] — это что-то, воспринимаемое субъектом как значимое: ценность, взгляд, установка и т.п. Он пишет: «Фундаментальной силой, сдерживающей структуру общества и обеспечивающей всеобщую конформность и взаимное согласие его членов является особый вид деятельности, а именно эмоциональное оценивание явлений; деятельность, которой все мы посвящаем много времени и энергии. Путём этой деятельности, совместно с другими людьми, мы конструируем свои взгляды на то, какой мир есть и каким он должен быть». При этом он подчёркивает, что разные люди, разные культуры имеют разные принципы. И это тоже накладывает свой отпечаток на восприятие юмора. Фрейд в работе «Остроумие и его отношение к бессознательному» замечает: «если одна и та же острота вызывает смех у нескольких человек, то это является доказательством большой психической согласованности»[42], и дальше: «для действия остроты необходимым условием являлось наличие у обоих лиц одинаковых приблизительно задержек или внутренних сопротивлений». Витч утверждает, что для одинакового восприятия чего-то как смешного у людей должны быть приблизительно одинаковые «субъективные моральные принципы», и именно эти принципы определяют то, над чем человек будет смеяться, а над чем нет: вряд ли феминистка будет смеяться над анекдотами о блондинках, а афроамериканец над расистскими анекдотами. Соответственно, если человек над чем-то смеётся — оно не противоречит его глубоким моральным убеждениям.

В.В. Разуваев приводит в пример анекдот: «Сталин просит Радека рассказать короткий анекдот. Тот соглашается и говорит: «Сталин — генеральный секретарь»». Разные категории политически активных граждан относились к этому анекдоту по-разному. «Троцкисты наверняка громко смеялись, а вот сторонники генеральной линии партии не видели в […] шутке почвы для юмора»[43].

Смех по своей природе — явление физиологическое, а юмор — социальное. Об этом говорит не только английская присказка: «смейся в одиночку — и весь мир подумает, что ты идиот». Это не значит, что юмор не может восприниматься одним человеком, просто в группе его действие многократно усиливается. Борев цитировал Гейне: «Смех имеет эпидемический характер» и говорил: «По своему происхождению, истокам, по своей объективной стороне, уже по самому предмету, обладающему свойством быть комичным, истинный смех глубоко социален.»[44] Для исследования физической природы смеха в университете штата Мэриленд обратились к приматам[45]. Оказалось, что если щекотать шимпанзе, он тоже «рассмеется», но только смех обезьяны будет напоминать тяжелое дыхание со звуком на каждом вдохе и выдохе. То, что шимпанзе издают вместо смеха глухие звуки «хо-хо» ученые объяснили тем, что они не могут воспроизводить более одного звука при вдохе или выдохе. Человек же, напротив, делит один выдох на несколько звуков «ха-ха-ха», «хи-хи-хи», или же просто говорит. И речь человека является не чем иным, как результатом деления выдоха на несколько звуков. Так что у человеческого смеха и речи общая физиологическая природа. Кроме человека, таким образом не может смеяться никакое другое живое существо, так же, как и не может говорить. Продолжив анализ, учёные пришли к выводу, что человеческий смех — явление гораздо больше социальное, нежели физическое. Ведь не зря же мы намного сильнее смеемся шутке, рассказанной в компании, чем прочитанной в одиночестве. Анри Бергсон замечал, что «наш смех — это всегда смех той или иной группы»[46], подчёркивая тем самым социальную природу юмора. В некоторых странах смех демонстрирует желание снискать расположение. Так, в Индии, например, представители низшей касты смеются, обращаясь к представителям высшей касты, но никогда наоборот. Кстати, люди, обладающие властью, вообще смеются редко[47]. Проведённые той же группой учёных опросы показали, что смех редко является реакцией на шутку, и часто определяется социальными факторами. Смех сближает людей и создает ощущение общности.

Витч пишет о том, что вероятность появления ощущения юмора зависит так же от скорости его интерпретации (в русском языке даже есть соответствующее выражение: «доходит, как до жирафа»). Это значит, что вероятность больше, если описываемая ситуация релевантна опыту субъекта, либо если уровень его умственного развития позволяет ему относительно быстро её расшифровать (очень быстро – слишком просто и поэтому не смешно, очень медленно – уже не смешно, т.к. нарушается принцип одновременности).

Далее Витч приводит таблицу, которую называет «трёхуровневой шкалой»[48]:

			Воспринимающий
Уровень	Логика	Приверженность моральному принципу	Понимает	Оскорблён	Считает смешным
1	не нарушает	никакой	нет	нет	нет
2	нарушает и одновременно нормально	слабая	да	нет	да
3	нарушает и не нормально	сильная	да	да	нет

Она показывает, что на первом уровне человек не видит смысла в шутке, на третьем видит, но слишком оскорблён, чтобы считать её смешной, таким образом, юмору соответствует второй уровень, где выполняются все необходимые условия. Такова основа «теории юмора» Томаса Витча.

Теории облегчения (relief)

Первые намётки теории облегчения находят у Энтони Купера, графа Шафтсбери, в работе «Свобода остроумия и юмора». В ней он говорит: «Природный свободный дух остроумных людей, будучи лишённым свободы и контролируемым, найдёт другие пути облегчить стеснение; и будь то в бурлеске, подражании или шутовстве, он будет рад в любом случае дать себе выход и отмстить ограничителям»[49].

Но гораздо более известным сторонником этой школы (его чаще называют и её основателем) является Зигмунд Фрейд, написавший книгу «Остроумие и его отношение к бессознательному». Концепция подчёркивает функцию юмора как экономию и эффективный способ выражения сексуальных и агрессивных побуждений и рассматривает его как защитный механизм высшего уровня.

Сущность юмора, согласно этому подходу, проявляется во внезапном разрешении напряжённого ожидания чего-то, за счёт устранения препятствия на пути реализации сексуальных, агрессивных и других тенденций, обычно порицаемых обществом. Чувство юмора позволяет увидеть смешную сторону неприятного явления, преобразуя боль и гнев в улыбку и смех (чувство юмора — это экономия чувств). Внезапность сопоставления явлений в юморе позволяет заострить реальные контрасты и противоречия действительности, позволяет увидеть их в новом свете, проникнуть в сущность явления. В чувство юмора как его составная часть входит изумление, которое человек испытывает, обнаруживая не подозреваемое им ранее различие и сходство между вещами.

Считается также, что юмор является средством получения удовольствия, несмотря на препятствующие ему запреты. Таким образом, юмор подавляет развитие аффекта, занимая его место. Условие для его возникновения дано только тогда, когда имеется ситуация, в которой сообразно со своими привычками человек должен был бы пережить мучительный аффект. В то же время, он может оказаться под влиянием тех мотивов, которые отвечают за подавление этого аффекта. В результате человек, которому причинён ущерб, может получить удовольствие через юмор, в то время, как человек непричастный смеётся только от комического удовольствия.

Удовольствие от юмора возникает ценою не осуществившегося развития аффекта, оно вытекает из экономии аффективной затраты. Юмор обеспечивает защиту от тревоги.

Дедов пишет[50], что современные зарубежные исследователи (Лазарсфельд, Мертон, Масс, Пауэлл) основным коммуникативным свойством юмора считают «сопротивление» и «контроль»: сопротивление напряжению в группе и контроль над членами группы как механизм поддержания групповой солидарности. Они утверждают, что проводя работу социального контроля, юмор оказывается «нормальным (общепринятым) давлением» средств массовой информации на отклоняющееся поведение личности, как внутри группы, так и вне её. Таким образом СМИ проводят «смеховой контроль» на макроуровне. При этом выяснилось, что критикуются не высшие представители элиты, а «элита» как таковая, что делает жанр сатиры идеологически нейтральным. Такая форма осмеяния создаёт иллюзию, что бюрократические структуры прислушиваются к критике и, следовательно, являются «растущими», учитывающими индивидуальное мнение — тем самым поддерживается целостность общества.

Изучение политического юмора в рамках данного направления, по утверждению автора, показывает специфические особенности взаимодействия властных структур и народа. Считается, что смех и юмор снижают сложившиеся в обществе ценности, явления, помогая таким образом отдельному человеку подняться над собственной ограниченностью. При этом они представляют основу для возможного массового социального действия, где происходит «переосмысление» «Я» и «не-Я» для организации массового общения. Юмор используется для поддержания границ группы, подчёркивания социальной дистанции членов одной группы от членов другой.

Чрезвычайно сложно обозначить какое-либо одно из трёх направлений как главное или единственно верное. Они изучают один и тот же комплексный объект с разных сторон и их выводы равно верны. Более того, они часто перекликаются друг с другом. В разных ситуациях на первое место по объяснительной силе выходят разные теории.

Кажется, компактнее и изящнее всего выделить и совместить положения всех трёх теорий удалось Чарльзу Дарвину, хотя он и не ставил себе такой задачи: «Самой обыкновенной причиной [смеха], по-видимому, является что-нибудь нелепое или необъяснимое, возбуждающее удивление и чувство некоторого превосходства у смеющегося, который должен находиться в радостном настроении. […] Если человек сильно возбуждён приятными чувствами и если случится маленькое неожиданное происшествие или придёт неожиданная мысль, тогда, по замечанию м-ра Герберта Спенсера, «большое количество нервной энергии, которому не дают расходоваться на образование равнозначащего количества зарождающихся новых мыслей и эмоций, внезапно задерживается в своём течении…» «Этот избыток должен излиться в каком-нибудь другом направлении, в результате чего получается отток по двигательным нервам к различным категориям мышцы, вызывающих полусудорожные движения, называемые нами смехом»[51].

Отечественные же исследователи не пытаются разделять подходы к изучению юмора по направлениям, предпочитая изучать воззрения отдельных учёных, видимо, подспудно пытаясь выработать единую теорию юмора.

Юмор и политика

СООБЩЕНИЕ. Противник предпринял гнусные попытки обстрелять наши самолеты, мирно бросавшие бомбы на его город.

(Карел Чапек[52])

Теперь, когда мы привели основные взгляды на природу юмора и выделили основные условия его возникновения, наконец, становится понятна неразрывная внутренняя связь политики и юмора.

Человеческой жизни вообще присущи двойные стандарты. К себе и к другим мы относимся по-разному. Очевиднее всего это выразилось в библейской поговорке: «И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?»[53]. Политик местный, по природе своей выдающий частные интересы за общественные, постоянно живёт в поле двойных стандартов. Политик представляющий страну на международной арене также постоянно находится в поле двойных стандартов, потому что национальные интересы у государств различны.

Видимо, первым, кто обосновал неизбежность существования двойных стандартов в политике был Никколо Макиавелли, написавший в своей известной работе «Государь», что политик должен уподобиться двум зверям: льву и лисе. «Разумный правитель не может и не должен оставаться верным своему обещанию, если это вредит его интересам и если отпали причины, побудившие его дать обещание. Такой совет был бы недостойным, если бы люди честно держали слово, но люди, будучи дурны, слова не держат, поэтому и ты должен поступать с ними так же. […] Иначе говоря, надо являться в глазах людей сострадательным, верным слову, милостивым, искренним, благочестивым – и быть таковым в самом деле, но внутренне надо сохранить готовность проявить и противоположные качества, если это окажется необходимо. Следует понимать, что государь, особенно новый, не может исполнять все то, за что людей почитают хорошими, так как ради сохранения государства он часто бывает вынужден идти против своего слова, против милосердия, доброты и благочестия.»[54]

Как политике имманентно присущи двойные стандарты (являющиеся по сути своей противоречием), так сущностью юмора является вскрытие противоречий, обнажение абсурдности ситуации. Юмор обнажает амбивалентность любой политической ситуации или явления. Когда человек испытывает чувство недовольства политической сферой жизни, юмор позволяет снять напряжение, устранив задержку, и почувствовать превосходство над политиками, над «элитой». Как написал Джордж Оруэлл, «каждая шутка — это крошечная революция[55]».

В.В. Разуваев утверждает, что «у смеховой культуры есть место в структуре политической культуры, что она отдельна, что её можно вылущить в аналитических целях из политической культуры в целом»[56]. В его логике, смех связан с политикой постольку поскольку связан со всем, является частью любой сферы деятельности человека. Хотя и «вылущить в аналитических целях» его не так просто, потому что границы очень зыбки. Предлагаемый им критерий — «прямая или косвенная связь с политикой»[57]. При этом дальше автор отмечает, что политический смех присутствует во всех областях политики и проникает повсюду. Он же говорит, что политический юмор, видимо, возник вместе с появлением политики как таковой, трансформировавшись из бытовой смеховой стихии. Потому что опыт многих стран, от фашистской Италии и нацистской Германии до сталинского Советского Союза показывает, что даже угроза ареста не может заставить людей воздержаться от едких анекдотов и шуток, затрагивающих первых лиц государства и господствующую идеологию.

А А.В. Дмитриев вообще называет политический юмор «пятой ветвью власти», потому что он «очищает общество и защищает часть население от авторитарных поползновений властей»[58].

Функции юмора

Т.В. Иванова, говоря о том, зачем человеку нужен смех, перечисляет функции юмора следующим образом: «Юмор может быть: оружием, средством нападения (насмешка); средством установления контакта и передачи информации (шутка, юмореска, фельетон); воспитателем, стремящимся донести до воспринимающего субъекта «вечные истины», нравственные нормы (пословицы, поговорки); своеобразным щитом, за которым можно скрыть свое отношение, мнение, состояние в случаях, когда это необходимо (анекдот, каламбур). Все эти вызванные юмором состояния могут сопровождаться разными вариантами смеха. И как следствие — содействовать изменению поведения личности.»[59]

В.В. Разуваев предлагает разделить функции юмора на открытые и латентные. На наш взгляд это методологически не оправдано. Явная функция у юмора только одна: вызвать смех. Все остальные — косвенные, скрытые, латентные, их можно называть по-разному. Следовательно, когда латентные функции представляют подавляющее большинство функций юмора, нет смысла выделять их в отдельную группу и можно говорить просто о функциях юмора, помня, что все они неявные.

К сожалению, говоря о функциях юмора, нам придётся нарушить логический принцип соразмерности деления: функции идут рука об руку и выделить их отдельно в чистом виде вряд ли возможно. Юмор не выполняет сейчас одну функцию, в другой момент другую — они существуют одновременно.

Отражение действительности, выражение актуальных проблем массового сознания

Вряд ли кто-то будет спорить, что юмор является проявлением массового сознания. На любые события, происшествия общественной жизни, если они значимы для какой-либо группы людей, народ отвечает шуткой, частушкой, анекдотом. Учитывая это, мы можем разделить юмор на актуальный (появляющийся после какого-то события, и со временем теряющий свою актуальность) и вневременной (отражающий какие-то более глубокие соотношения). Чтобы дать представление о первой, приведём несколько примеров. Например, по поводу переговоров вокруг открытия второго фронта, в которых участвовали Сталин, Черчилль, Рузвельт, а также Уилки и Хелл, возникла шутка[60]:

Посталиновали открыть второй фронт, начерчили план, а рузвельтатов нет. И вообще всё это вуилками по воде писано, ну и хелл с ним.

После объявления о запрете ввоза американской птицы в Россию, массовое сознание, ещё помнящее обиды зимней Олимпиады‑2002, выразило мысль, что «ножки Буша просто не прошли наш допинг-контроль». Когда президент Путин в интервью западным журналистам на вопрос о вступлении России в НАТО сказал: «А почему бы нет?», появилась шутка, что «Россия войдёт в НАТО по самые Нидерланды». После бомбардировок Югославии уязвлённые россияне стали расшифровывать НАТО как «Новая Американская Террористическая Организация», а сами налёты окрестили «экстренными гуманитарными бомбардировками». Сразу после празднования 60-летия победы в Великой Отечественной войне, на которое прибыла президент Латвии Вайра Вике-Фрайберга, известная своими одиозными, по оценке россиян, заявлениями, появилась шутка:

В ответ на требование прибалтов пересмотреть итоги Второй Мировой войны поступило предложение их перепоказать.

И ещё одна, рассматривающая актуальную проблему через призму стереотипизированной медлительности прибалтийских народов:

2005 год. Эстония начала борьбу с советской оккупацией.

Понятно, что далеко не все эти шутки через какое-то время будут смешными, потому что события, к которым они относятся, сотрутся из памяти большинства. Майкл Берди говорит, что глубоко уважает русских за «их гениальность в политических шутках, написанных на злобу дня о каком-либо событии или политической фигуре, которые появляются на следующее утро»[61]. По нашим наблюдениям, процесс распространения актуальных анекдотов занимает чуть больше времени: двое-трое суток.

Однако, как отмечает В.В. Разуваев, политический смех далеко не всегда исчезает одновременно с его объектом. Он пишет, что в современных США до сих пор подшучивают над историческими противниками: Гитлером и Сталиным, а в Италии — над Муссолини. И называет три причины для такого продления[62]: 1) возможность «наложения» прошлого комического на ныне действующую ситуацию. Если «актуальный» юмор вдруг выхватит какое-то очень глубокое противоречие, закономерность воспроизводящуюся из века в век и на разных континентах, у него есть шансы стать «вневременным»; 2) меткость остроты. Если даже не была выделена какая-то глубинная закономерность, а просто очень точно отмечена какая-то черта исторического политического деятеля. Как, например, Уинстон Черчилль сказал о Клементе Эттли, бывшем премьер-министром Великобритании с 1945 по 1951 г.: «Он — овечка в овечьей шкуре»[63]. И эта острота дошла до наших дней; 3) свою роль играет «политическая память». Давно уже нет Владимира Ленина, но он оказал такое влияние на жизнь России в ХХ веке, и его образ так усиленно внедрялся в умы людей пропагандой, что анекдоты и байки о нём ходят до сих пор.

Идентификация с группой

Встречаются два советских еврея во время египетско-израильской войны 1967 г.:
— Ты слышал? Наши передавали, что наши сбили наш самолёт…

Речь идёт о процессах, которые А.В. Дмитриев, и вслед за ним И.А. Бутенко[64], называет процессами сплочённости и дифференциации. Использование и понимание юмора в межличностном общении предполагает наличие какого-то общего опыта, а значит в конечном итоге, идентификации себя с какой-то группой. А процесс идентификации в свою очередь предполагает дихотомию «мы–они», т.е. отделение себя от других групп. Непонимание того, над чем смеются остальные, отграничивает человека от группы. Не случайно существует юмор различных субкультур, групп и т.п., например, весьма специфический юмор врачей, или не менее выделяющийся так называемый английский юмор. Таким образом можно говорить о юморе различных групп, вплоть до народов.

Формирование и воспроизведение идентичностей происходит на нескольких уровнях. Это могут быть устойчивые идентичности (в том числе нации и этносы) или временные неформальные общности как в структуре национального общества, так и на межнациональном уровне. Группы людей, смеющиеся над шутками, по мнению Разуваева, имеют тенденцию воссоздаваться снова и снова. При этом их структура и связи оказываются в рамках политологических представление о создании и развитии социальных связей в контексте потока политической информации[65].

Понятно, что государство, нация, этнос — это группа людей. В социальной психологии под группой «понимается реально существующее образование, в котором люди собраны вместе, объединены каким-то общим признаком, разновидностью совместной деятельности или помещены в какие-то идентичные условия, обстоятельства (также в реальном процессе их жизнедеятельности), определённым образом осознают свою принадлежность к этому образованию (хотя мера и степень осознания могут быть весьма различными)»[66]. Понятно, что группа возникает там, где возникает противопоставление «мы-они», где «свои» отличаются от «чужих». «К психологическим характеристикам группы должны быть отнесены такие групповые образования, как групповые интересы, групповые потребности, групповые нормы, групповые ценности, групповое мнение, групповые цели.»[67] Г.М. Андреева отдельно останавливается на этнических группах: «Возникновение этнических стереотипов связано с развитием этнического самосознания, осознания собственной принадлежности к определённой этнической группе. Присущая всякой группе психическая общность выражается, как известно, в формировании определённого «мы-чувства». Для этнических групп «мы-чувство» фиксирует осознание особенностей своей собственной группы, отличие её от других групп. Образ других групп при этом часто упрощается, складывается под влиянием межэтнических отношений, формирующих особую установку на представителя другой группы. При этом играет роль прошлый опыт общения с другой этнической группой. Если эти отношения в прошлом носили враждебный характер, такая же окраска переносится и на каждого вновь встреченного представителя этой группы, чем и задаётся негативная установка. Образ, построенный в соответствии с этой установкой, даёт этнический стереотип»[68]. По утверждению А.С. Архиповой, исследователь Кристи Дэвис «говорит о том, что этнические шутки — это не фиксация негативной реакции социума на какой-то чуждый элемент, а наоборот, показатель признания данной социальной группы со стороны ее окружения.»[69] Для нормальных взаимоотношений между этносами очень важно наличие шуток друг о друге.

Социологи считают, что шутки являются одной из реакций на сближение и перемешивание этнических групп в индустриальных обществах[70]. В этих обществах социальные, моральные и географические границы становятся не так заметны, и этнические шутки, анекдоты призваны восстановить необходимую дистанцию, создав элементы контроля над национальным меньшинством (или большинством) населения. Таким образом поддерживается дистанция между «нами» и «ими».

Наличие шуток о представителях другой группы говорит о простом признании существования этой другой группы. А если выявить характер и тип юмора — можно будет уже говорить о том, каковы эти отношения. Если это дружеское подтрунивание — это одна ситуация, а если это брызжущая желчью политическая сатира, или карикатуры Кукрыниксов с шершавым языком плаката — впору задуматься, а так ли всё хорошо в отношениях этих групп, и посмотреть в газетах, не ведётся ли случайно между ними боевых действий.

То есть, наличие шуток говорит о признании другой группы и наличии каких-то отношений с ней, а характер юмора может быть интерпретирован как индикатор характера этих отношений.

Снятие напряжения

— А почему красноармейские будёновки так похожи на паровозные сухопарники?

— Чтобы пар выходил, когда «кипит их разум возмущённый».

Как пишет И.М. Докучаев, «о природе смеха, комического, смешного написан колоссальный объем литературы. Однако, все многообразие определений и описаний базируется на прозрении Аристотеля, заметившего, что смешное всегда связано с обнаружением некоторого безобразия, известной меры зла. Человеческий смех это всегда отклик на нечто отрицательное»[71]. Смех в отличие от других возможных реакций (злоба, агрессия, тревога, страх, печаль, грусть) парадоксален и не соответствует предмету, который его вызывает, он противоречит породившему его объекту. «Перед нами раскрывается поистине парадоксальная и достойная изумления картина: человек – единственное в мире существо, которое столкнувшись со злом имеет возможность не беситься от злобы и ярости, не рыдать, но, повторяя маску ярости с ее звериным, боевым оскалом, являть радость и ликование, заменяя рык смехом! Исходная биологическая агрессивность впервые умирает, растворяется в смехе. […] Смех является тогда, когда зло воспринимается как принципиально преодолимое. Когда усмотрев в вещи изъян или враждебность, человек может интеллектуально (хотя бы даже и на уровне интуиции) «достроить» должный образ этой вещи. Обезвреженное таким, в сущности, интеллектуальным путем, зло прощается нами в смехе, сохраняющем, однако, в боевом блеске злых зубов, намек на возможность совсем иного, далеко не безобидного ответа. Но это последнее – уже как рудимент.»[72] Дальнейшее рассмотрение этой темы автором чрезмерно окрашено личными эмоциями и оценками, но ставит интересный вопрос: об использовании юмора для манипуляции массовым сознанием.

Юмор называют одним из наиболее эффективных механизмов приспособления к внешним и внутренним ограничениям. По словам автора книги «Сталиниада», смех спасал людей, помогая им преодолеть страх перед непредсказуемостью и неумолимостью бытия в сталинскую эпоху[73]. Как пишет И.А. Бутенко, «роль его заключается «в предупреждении и ослаблении межличностных и межгрупповых конфликтов». В тоталитарных обществах это «отдушина при напряжении, связанном с гиперконцентрацией власти»[74]. Об этом упоминает так же Л. Козер. Он пишет, что «замещающие средства, такие, как остроумие, могут и не повлечь за собой изменений в отношениях между антагонистами, […] они дают возможность более слабым партнёрам выразить свои чувства, не изменяя условия отношений. Подобное противостояние часто незаметно переходит в простое замещающее удовольствие, функционально эквивалентное снятию напряжения. Этим объясняется обилие политических анекдотов в тоталитарных государствах, об этом же свидетельствует и приписываемая Геббельсу фраза, что будто бы нацистский режим на самом деле поощрял политические анекдоты, поскольку они давали безвредный выход опасным чувствам»[75]. Юмор и смех ведут к сублимации конфликта. Конечно, риск эскалации остаётся, но острота ситуации ослабевает. Козер также приводит в пример государство Бали, социальная структура которого характеризуется жёсткой стратификацией, большое внимание уделяется этикету, учитывающему ранг и статус, а театральные постановки в основном пародируют эти ритуалы с помощью танцев, где актёры стоят на головах с прикреплёнными на лобковых местах масками, а ногами имитируют соответствующие ритуальные движения рук. «Эта свободная театральная карикатура […] нацелена на болезненные точки всей системы и в смехе даёт выход отрицательным эмоциям»[76]. По утверждению Разуваева, в архивных документах НКВД содержится информация, что политические шутники не переводились в даже в самые страшные годы репрессий, ни в городах, ни в деревнях, несмотря на значительное количество «сексотов» и «стукачей». И в политическом юморе обыгрывалась даже эта ситуация:

— За что сидишь?

— За лень.

— Как это?!

— Да рассказали вчера в компании при мне политический анекдот, а я поленился, подумал: утром схожу донесу. А кто-то не поленился.

Если нет возможности повлиять на ситуацию, можно хотя бы над ней посмеяться и тем самым снять напряжение. Например:

Чех входит в милицейский участок в 1968 году во время оказания «братской помощи»:

— Там на улице меня только что сбил с ног швейцарский солдат и отобрал мои русские часы.

Сержант:

— Простите?

— Вы что, глухой? Я говорю, на улице, швейцарский солдат сбил меня и отобрал мои русские часы.

— Вы что-то путаете. Наверное Вы хотите сказать, что русский солдат сбил Вас с ног и отобрал Ваши швейцарские часы?

— Ну, может и так. Но заметьте, это Вы сказали, а не я[77].

Современные государства предполагают существование социальной справедливости, выражающейся в частности в равенстве возможностей. В ситуации, когда из года в год общество не допускается к управлению государством, часть граждан «впадает в политическую апатию», часть переходит к критике режима, остальные ищут политической и социальной компенсации и находят её в юморе. Юмор становится средством нахождения компромисса между элитами и обществом. Как пишет В.В. Разуваев, юмор может рассматриваться как «великий уравнитель, который либо воплощает мечту о равенстве, либо служит компенсацией за отсрочку её выполнения», при разрядке всё разделяющее отбрасывается, и все чувствуют себя равными[78].

Определение зла

Ваши карикатуры не только смешат, но усиливают ненависть и презрение к гитлеровским извергам, рисуйте их чертей ещё смешливее, а мы будем веселее нажимать на спусковой крючок, сильнее драться и приближать день, когда мы увидим на немецкой ёлке повешенными главарей гитлеровского рейха.
(Дукельский Илья. Полевая почта 68242)[79]

Позволим себе ещё одну цитату из статьи Докучаева: «Вспомним события не столь уж отдаленного прошлого – начало и разгар «перестройки». Ах, как смеялись мы тогда! Как было весело! Какие, выражаясь языком Велемира Хлебникова, «смехачи» нас смешили: Хазанов, Жванецкий, Задорнов, Альтов, Петросян!.. Цех профессиональных юмористов оказался востребован и был задействован на полную мощность. Пародирование шамкающего Брежнева и картавящего Ленина, тема «бревна» и субботников, тема производства и воровства, алкоголизма, нищих «наших» и шикарных «ихних»… Не перечесть всего того, что стало вдруг смешным и потешным. Многие ли поняли тогда, что объект осмеяния, — вся наша предшествующая жизнь, — утверждается в массовом сознании как зло?»[80]

И когда в советской прессе печатались карикатуры о фашизме или империализме, делалось это не только для того, чтобы вызвать и поддерживать чувство собственного морального превосходства, но и не в последнюю очередь для того, чтобы обозначить эти явления как зло, как врага, для оправдания собственных действий. О.А. Костерева называет политическую карикатуру частью политической культуры общества, и рассматривает её использование во время «холодной войны». «Посредством пропаганды образ того или иного явления входит в общественное сознание и формирует соответствующее отношение общества. В этом смысле очень мощным потенциалом воздействия на общество является визуальная пропаганда. […] Под образом врага в данном случае мы подразумеваем: кто для нас является врагом, какими качествами он обладает и что значит для государства и общества в определенный период времени. Образ существует, во-первых, в пропаганде, а, во-вторых, как результат этой пропаганды, – в общественном сознании. […] Проведенный анализ позволяет констатировать, что есть определенная степень корреляции между содержанием карикатур и реальной политической ситуацией, но всем событиям придается мощный образный акцент, что формирует определенную эмоциональную заданность, которая и рождает ощущение уверенности в способности противостоять врагу. Таким образом, создается система мифологем, которая успешно функционирует в политической культуре, и карикатура является одним из наиболее сильных механизмов формирования тех или иных образов.»[81]: По словам Бориса Ефимова, художника-карикатуриста, он избежал репрессий, потому что И.В. Сталин считал политическую карикатуру действенной формой пропаганды[82].

Выражение культурного опыта, более глубоких феноменов массового сознания

Здесь речь идёт о вневременном юморе. Юмор, выхватывая глубинные противоречия, может стать вневременным, если они действительно отражают неотъемлемо присущие человеческой природе или стране, или отношениям стран, или любой другой стороне политической сферы качества. Лучшим примером такого юмора в российской политике В.В. Разуваев называет реплику героя Салтыкова-Щедрина о Конституции: «Я сидел дома и, по обыкновению, не знал, что с собой делать. Чего-то хотелось: не то конституции, не то севрюжины с хреном, не то кого-нибудь ободрать. Ободрать бы сначала, мелькнуло у меня в голове: ободрать, да и в сторону… А потом, зарекомендовав себя благонамеренным, можно и о конституциях на досуге помечтать»[83].

Применительно к международным отношениям, следует сказать о том, что В.П. Степаненко называет «этнокультурными образами» или «типажами». Они выражают какие-то существенные черты в восприятии одной нации другой. В советское время всем было известно о рачительности болгарских габровцев, копией которых у англичан являются скупые шотландцы. Юмор выражает стереотипы, представления наций друг о друге. Бельгийцы говорят путешествующим по объединённой Европе: «Там, где коровы становятся красивее женщин, начинается Голландия». Соседи смеются друг над другом и продолжают мирно сосуществовать. «Анекдот, — как пишет Степаненко, — выполняя роль научного обобщения и генерализации, выводит этнокультурные персонажи, тонко подмечая неуловимо специфическое и типическое»[84]. Достаточно привести несколько примеров: «Американец имеет жену и любовницу — любит жену. Француз имеет жену и любовницу — любит любовницу. Русский имеет жену и любовницу — любит выпить. Еврей имеет жену и любовницу — любит маму». «Вы таки видели эти новые антисемитские телефоны-автоматы?» — «А шо такое?» — «Ну как же! Одной рукой вы держите трубку, другой вы набираете номер — а разговаривать как?!». Другой анекдот любит рассказывать М. Задорнов: «Бог пришёл к русскому и говорит: «Выполню любое твоё желание. Но учти, что ни попросишь – соседу сделаю вдвойне». Русский отвечает не задумываясь: «Выколи мне глаз!»

В связи с этим необходимо сказать, что американская политкорректность начала наступление на сравнительный анекдот. С этой точки зрения, смеяться над другими нациями политически некорректно, так как это раздувание межнациональной розни. Политически корректные американцы теперь, рассказывая анекдот, говорят «представитель национальности», предлагая собеседнику самому подставить какую-нибудь национальность. С другой стороны, может быть это и правильно, потому что американский юмор не всегда так тонок и изящен, временами весьма груб и может быть обиден.

Политическая социализация

Анекдоты, которые мы начинаем рассказывать друг другу уже в детском возрасте, можно рассматривать как агентов политической социализации. Согласно исследованиям, дети, начиная с 3-4 летнего возраста способны воспринимать и эмоционально оценивать политические события, факты, персоны[85]. Среди героев детских анекдотов есть не только чебурашки, крокодилы гены, обезьянки и пр., но и политические деятели.

Конечно, нужно помнить, что детские анекдоты сильно отличаются от «взрослых». Связано это с тем, что мышление ребёнка устроено не так, как мышление взрослого. Согласно исследованиям Дж. Адельсона, мышление 11-летних подростков ещё конкретно, персонализировано и эгоцентрично. Оно ещё не абстрактно в достаточной мере. Если им говорят об образовании, они представляют учителя, ученика, директора школы — конкретного человека. То же самое, если говорят о законе — подростки представляют полицейского, преступника, судью; о правительстве — министра, президента, мэра[86]. 15-летний подросток уже способен к абстрактному мышлению и свободно оперирует такими понятиями как «власть», «права человека», «свобода», «равенство» и т.п.

Согласно оценкам Дмитриева, собственно у детского анекдота всего два сюжета: быт и политика. Дети постигают реальность через политические анекдоты, одновременно готовясь таким образом к взрослой жизни.

Но дети — не единственные объекты политической социализации. Согласно представлениям современной социологии, социализация продолжается в течение всей жизни человека. И политический юмор выполняет простую роль привлечения внимания, он заставляет людей проявлять интерес к политике и к её представителям. В Советском Союзе политический юмор, как выразился, В.В. Разуваев, «был поставлен на конвейер»[87], стимулировался государством и охранялся им. Карикатуры, эстрадные куплеты, стишки, эпиграммы, юмористические рассказы, басни, памфлеты — всё это использовалось государством для политического просвещения масс и воспитания их в нужном для себя русле.

ГЛАВА II

Юмор и серьёзность

Сталин сказал, что когда обезьяна слезла с дерева, её кругозор расширился от прямохождения и она стала человеком. Один академик возразил, что с дерева больше видно. Его арестовали. Другой академик сказал, что его коллега пошутил. Сталин изрёк: «Шутка — вещь серьёзная, а если не серьёзная, то просто смешная». Второго академика тоже арестовали.[88]

Как пишет А.В. Дмитриев[89], официальная идеология являет собой воплощённую институционализированную серьёзность. Эта институционализированная серьёзность противостоит карнавальному разгулу, «понижающему» смеху. В расколотом обществе государственность страшится смеха, так как видит в нём угрозу, разрушительную силу. По мнению А.С. Ахиезера, в России борьба между государственной серьёзностью и народной смеховой культурой никогда не утихала, принимая порой ожесточённые формы. Серьёзность полагает, что смех подтачивает её основы, чтобы в конце концов уничтожить её, заставляя смеяться всех. Видимо, происходит периодическая смена циклов смеха и серьёзности, которые являются циклами истории. Серьёзность Советского Союза сменилась десятилетием разгула смеха в Российской Федерации. В настоящее время есть основания полагать, что серьёзность начала новое (успешное) наступление на юмор.

Советское государство сознательно стремилось к запугиванию граждан, требуя от них политической лояльности в любой обстановке и ситуации: даже в компании приятелей, даже дома на кухне. Власть была серьёзной и требовала, чтобы таким же было всё общество. Первое наступление Генеральной прокуратуры в 1995 г. на программу «Куклы» как бы сигнализировало, что в России складывается общество «серьёзности», политики — воплощение серьёзности, и не потерпят угрозы, представляемой разрушительной силой смеха.

В.В. Разуваев пишет, что значительная часть современных профессиональных юмористов «специализируется на политическом смехе или хотя бы ориентируется на него»[90]. Быть может, это было правдой в годы, когда он писал свою работу, но в настоящее время подобное утверждение вызывает большие сомнения. Равно как и следующее за ним утверждение, что «нынешние политики — будь то на Западе или в России — закономерно видят в обращении к смеху одну из наиболее необходимых сторон своей профессиональной деятельности». Это абсолютно точно для стран Западных демократий, и совершенно неверно для России.

Различие юмора в демократических и авторитарных режимах заключается в том, что в первых юмор может быть конкретен, он смело переходит на личности, а во вторых — он всегда абстрактен, как тот мифический «народ», который где-то есть, но когда спрашиваешь у каждого отдельно «Ты – народ?», тебе отвечают: «Я – нет, а вот народ (многозначительно неопределённо закатывая глаза)». В Советском Союзе можно было критиковать «отдельные перегибы», бюрократию вообще. Как пишет Борис Ефимов, «по социалистическому кодексу им [сатирикам] положено было высмеивать, разоблачать и бичевать (помимо «внешних врагов») прежде всего «частнособственническую психологию в сознании людей», «пережитки капитализма» и «отрыжки проклятого прошлого». Неиссякаемой и узаконенной темой были также: бюрократы, волокитчики, очковтиратели, подхалимы, лодыри, бракоделы, приспособленцы, перестраховщики, «аллилуйщики и даже чванные, партийные вельможи»[91]. Но никогда кто-то конкретный. Как в известном монологе «Одобрямс» Михаила Мишина: «Не у тебя мнение, и не у меня мнение, а просто — «есть мнение»». Вышестоящие инстанции строго присматривали, чтобы сатирики не допускали «вредных обобщений», «огульного охаивания» или, не дай бог, подрыва партийного авторитета. Единственным, кому было позволено переходить на личности, был сатирический киножурнал «Фитиль», и тот мог использоваться как орудие политической борьбы.

За конкретный юмор, переходящий на личности, в России наказывали давно, можно вспомнить Пушкина. Наказывали и при Сталине[92], и после Сталина[93]. Говорят, Карл Радек пустил крылатую фразу: «Со Сталиным трудно спорить: я ему цитату, он мне – ссылку»[94]. В современной России наказание, конечно, отличается от тоталитарных времён. Однако, по данным О. Крыштановской, Владимир Гусинский впал в немилость, а телепрограмма «Куклы» в конце концов была закрыта из-за того, что одна из её серий вызвала крайнее раздражение Владимира Путина. «В этой передаче Путин был изображён в виде Крошки Цахес — жестокого уродца из одноимённой сказки немецкого писателя Гофмана. Путин, смотревший передачу дома в кругу друзей, побледнел и тихо сказал сквозь зубы: «Этого я Гусинскому никогда не прощу». Спецслужбы сделали всё, чтобы непокорный олигарх покинул страну»[95].

В то же время, по словам Разуваева, английский прародитель «Кукол», просуществовавший около двух десятилетий, позволял себе такие шутки, по сравнению с которыми Крошка Цахес кажется белой овечкой. Ситуация в Америке очень похожа на английскую. Ведущий ежедневной передачи «Ежедневное шоу с Джоном Стюартом» (Daily Show with Jon Stewart) американского канала Comedy Central (еженедельный дайджест из лучших сюжетов этой телепрограммы транслирует спутниковый канал CNN International) Джон Стюарт позволяет себе значительно больше, чем может мечтать любой из российских юмористов. Вплоть до передразнивания Джорджа Буша под одобрительный гул аудитории. И Джордж Буш знает, что если он позволит себе хоть какое-нибудь покушение на свободу юмористического самовыражения — это будет означать для него мгновенную политическую смерть без наркоза.

«В некоторых ситуациях идеологические взгляды, политические партии и политические лидеры обретают сакральность и переходят в разряд временно не критикуемых данной социальной и (или) политической общностью»[96]. Михаил Бахтин писал, что смех — это «существенная внутренняя форма, которую нельзя сменить на серьёзность, не уничтожив и не исказив самого содержания раскрытой смехом истины. Он освобождает не только от внешней цензуры, но прежде всего от большого внутреннего цензора, от тысячелетиями воспитанного в человеке страха перед священным, перед авторитарным запретом, перед прошлым, перед властью»[97].

Российские политики не понимают, что «увидеть комическое в чём бы то ни было не обязательно означает подвергнуть его сомнению. Смех — это, в первую очередь, здоровое поведение общества, его здоровая реакция на нечто, это, в конце концов, своеобразный тест на человечность. В этом контексте смеховое посягательство на табу очень часто означает обнаружение комического в самом запрете на обсуждение и сомнение, а не в стоящих за объектом идеях или понятиях»[98]. Он говорит, что одной из функций смеховой стихии является «обеспечение единства субъекта и объекта», т.е. человека (или группы) смеющегося, с одной стороны, и политики с другой. Такое создаваемое единство позволяет преодолеть отчуждение общества и личности от государства и политики. Это двунаправленный процесс: с одной стороны происходит смеховое принижение властей предержащих, их оглупление, низведение до уровня обывателя, с другой — поднятие «простого смертного» до уровня вождей, минимизирующее таким образом социальные и психологические потери от отчуждения власти и восстанавливающее единство простого человека и высших эшелонов власти. В результате этого создаётся некая смеховая утопия с полным равенством. В условиях отсутствия сколько-нибудь выраженных институтов гражданского общества данная ситуация позволяет восстановить относительную гармонию между властью и т.н. «широкими массами». Политическая смеховая стихия не столько искажает мир политического, сколько цементирует его, действуя по вполне ясным и чётким законам последнего[99].

В нашей стране юмор политиков является скорее исключением, чем правилом. Возможно, отсутствие склонности к политическому юмору у российских политиков объясняется унаследованным с советских времён представлением, что политика – вещь слишком серьёзная.

С распадом Советского Союза и появлением Российской Федерации наступил недолгий момент, когда в условиях отсутствия какой-либо цензуры, стало возможно смеяться над всем и в любой форме. Анекдот вышел за пределы кухни и стал неотъемлемым признаком средств массовой информации. Однако это быстро закончилось: не прошло и десяти лет.

Политический анекдот

В 30-е годы говорили, что политические анекдоты сочиняет и распространяет Карл Радек. Дошло это и до Сталина, он сказал Радеку: «Товарищ Радек, я слышал, что ты сочиняет политические анекдоты. Анекдоты — это неизбежность, и неплохо, что сочиняешь их именно ты. Только обо мне не надо анекдотов, я ведь вождь». — «А вот это, — ответил Радек, — уже не мой анекдот».[100]

Как говорится в работе А.С. Архиповой, юмористический эффект анекдота достигается из-за того, что внезапно пересекаются два независимых контекста в точке бисоциации. Бисоциация — это «ситуация пересечения в сознании воспринимающего двух независимых, но логически оправданных ассоциативных контекстов»[101]. Возникает когнитивный диссонанс, который компенсируется смехом.

Вряд ли в Советском Союзе был хоть один человек, который ни разу не слышал «запретного» анекдота и сам с удовольствием его не пересказывал приятелям. В советское время анекдот стал приметой эпохи, целым явлением в политической культуре страны из-за невозможности открыто высказывать свою точку зрения на актуальные политические вопросы. Хотя, по свидетельству Бориса Ефимова, анекдоты и шутки о властях распространялись и до советской власти. В начале XX века из уст в уста передавались «крамольные характеристики, анекдоты и остроты по адресу придворной камарильи. Ходили по рукам сатирические стишки о ставленнике Григория Распутина, министре внутренних дел Протопопове, которые закачивались куплетом:

Да будет с ним святой Егорий,
Но интереснее всего –
Какую сумму взял Григорий
За назначение его…»[102]

В начале советской власти политический юмор также существовал. Например, после избрания Льва Троцкого председателем Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, что привело к созданию рабочей Красной гвардии, появилась острота[103]:

До чего дожили… Раньше у нас была лейб-гвардия, а теперь – гвардия Лейбы.

А в связи с экспериментами новой большевистской власти в области семейного строительства и отношений полов, появился стишок и анекдот[104]:

Постановила Шура Коллонтай:
Половое равенство объявляю ныне –
Пусть теперь рожают также и мужчины –
Хочешь, не хочешь – лопни, а рожай!
Или уважительные предъяви причины!

С кем-то знакомясь Александра Коллонтай в свойственном ей стиле решительным жестом протягивает руку и чеканит: «Коллонтай!»
— А-а… Как это делается? — Растеряно спрашивает новый знакомый.
— Пора бы знать! — с уничтожающим презрением замечает Александра Михайловна. — Не маленький…

Более-менее безнаказанно в Советском Союзе можно было шутить только о внешней политике и международной обстановке, любой интерес советских граждан к политике целенаправленно редуцировался властями к внешней политике, с полным исключением возможности обсуждения внутренних дел. Поэтому вполне логично, что народный юмор сконцентрировался в основном на внутренней политике. Навязанная индифферентность к внутренней политике и идеологии компенсировалась общественным сознанием в политических анекдотах. Кроме того политический анекдот был «подпольным» каналом коммуникации.

А.В. Дмитриев даёт такую классификацию политических анекдотов[105]:

1. Анекдоты, высмеивающие политическую идею.

— Кто придумал коммунизм, политик или ученый?
— Конечно, политик, потому что ученый сначала провел бы эксперимент на мышах.

2. Анекдоты, высмеивающие крупные социально-политические образования (буржуазия, пролетариат, крестьяне, горожане и т.п.)

Учительница раздает ученикам тетради и говорит:

— Вовочка, ты хорошо написал сочинение на революционную тему. Было бы "отлично", если бы не одна ошибка. Пролетариат, он все-таки гегемон, а не покемон!

3. Анекдоты про политические институты (партия, армия, спецслужбы, бюрократия)

— Рабинович, вы вступили в партию?!
— (испугано оглядывая подошвы) Где?!

4. Анекдоты про государственные символы (герб, знамя, лозунг, призыв)

Трудно говорить о дружбе Украины и России, когда на одном гербе вилка, а на другом курица.

5. Анекдоты, высмеивающие якобы «враждебные» или недружественные этнические группы — украинцы, чеченцы, турки, поляки, американцы и т.п.

Краткий Американо-человеческий словарь.
Миротворческая акция – война.
Нанесен точечный бомбовый удар – разбомбили все в пределах нескольких километров.
Оказание помощи законному правительству – поддержка марионеточных режимов
Диктатуры и тирании – режимы, ведущие политику, независимую от политики США.
Цивилизация – США.
Варвары – все остальные.

6. Самые распространённые анекдоты — об отдельных политических деятелях, как находящихся у власти, так и оппозиционных. Как, например:

Книга Григория Явлинского «Энциклопедия российской коррупции: от А до Ю».

По утверждению А.С. Архиповой[106] советский политический анекдот менялся со временем. Если в 20–40-е годы существовали анекдоты в основном про реальных политических деятелей (Троцкого, Ленина, Сталина, Чичерина и т.п.) и анекдоты, в которых фигурировали собирательные образы социальных и национальных групп (нэпманы, евреи, крестьяне, армяне, туристы и т.п.), то начиная с 60-х годов к ним прибавляются анекдоты о мифологизированных вымышленных персонажах, героях теле- и мультипликационных фильмов. Таких, как Штирлиц или Чапаев (который, естественно, был реальной исторической личностью, но в анекдоты вошёл именно благодаря своей мифологизации в кинокартине).

В 1960-е гг. появились и знаменитые анекдоты про армянское радио. В них «армянское радио» предстаёт одновременно как персонаж, обладающий с одной стороны рядом черт, присущих типичному армянину, а с другой стороны как типичный советский человек, скептически относящийся к советской власти, страдающий от дефицита продуктов и товаров первой необходимости, смеющийся над абсурдностью жизни в Советском Союзе. Радио тогда было самым популярным и массовым из всех советских СМИ, а одним из самых широко распространённых типов радиопередач были передачи, отвечающие на письма радиослушателей[107].

Армянское радио спрашивают: «Будут ли при коммунизме деньги?»
Армянское радио отвечает: «Югославские ревизионисты утверждают, что будут. Китайские догматики утверждают, что нет. Мы же подходим к вопросу диалектически: у кого будут, а у кого и нет».

Исследователи из Гарварда приписывают российскому политическому анекдоту следующие качества[108]: 1) национальное самосознание. Российский анекдот, если в нём среди персонажей есть русский, всегда это подчёркивает; 2) российский политический анекдот полностью отрицает политкорректность; 3) очень живо реагирует на новости, события в мире и внутри страны; 4) постоянно подспудно спрашивает и отвечает на вопрос «Где моё место в этом мире?».

По мнению многих авторов в настоящее время в России можно наблюдать упадок политического анекдота. Но не все связывают это только лишь с новым наступлением серьёзности на юмор и отменой политической цензуры. По мнению М. Успенского[109], для того, чтобы стать героем политического анекдота, политический деятель должен обладать как минимум двумя качествами: яркой индивидуальностью и определённой, чётко выраженной политикой. Ни яркой индивидуальности, будь то хотя бы лысина, бородка, трубка, пятно на лбу или пороки такие как глупость, жестокость, подозрительность или старческий маразм, ни чётко выраженной политики, будь то хоть волюнтаризм, хоть вседозволенность, хоть подъём сельского хозяйства с помощью кукурузы, у современных отечественных политиков нет.

Но как верно замечает А. Троицкий, настоящая беда не в этом, настоящая беда — «это неудержимый поток […] квазиюмора, которым государственное телевидение постановило заполнить вакуум смешного в стране»[110]. Автор этого диплома исправно в течение нескольких месяцев записывал и отсматривал юмористические передачи, транслировавшиеся по основным каналам российского телевидения. Из более чем 400 миниатюр, монологов, юморесок и т.п. политике и политикам было посвящено не более пяти. И то это была не сатира, это был тот же самый юмор «ниже пояса», не требующий напряжения мозгов: пародирование особенностей речи, внешности, поведения политических деятелей. Россиянам оставили по одному источнику политического юмора, одна передача и один человек: КВН и М.Н. Задорнов. «Клуб весёлых и находчивых» был легитимирован личным присутствием Президента Владимира Путина. Почему свободно выступает Михаил Задорнов, затрудняюсь сказать, но за указанный период было показано три его концерта. Нужно отметить, что он не только остался единственным сатириком на эстраде. В последнее время его риторика меняется, от ставшего уже притчей во языцех «какие же американцы тупые!» он незаметно, видимо почувствовав перемены в соотношении юмора и серьёзности, заметив наступление авторитаризма на свободный смех, возвращается к собственно сатире, направленной на отечественных политиков и их действия.

То, что написал Д. Оруэлл в 1945 году в адрес некогда великой английской литературной политической сатиры[111] становится правдой для России в настоящее время. Тогда, по его мнению, писатели стали слишком заботиться о том, чтобы не показаться претендующими на чрезмерную интеллектуальность и утончённый вкус, что поставило крест на политической сатире, потому что они перестали ставить под сомнение добродетели и верования, на которых основывается общество. В то время как ни один из великих, по его мнению, писателей-сатириков (Диккенс, Кэрролл, Свифт и др.) не исходил из того, что государство и общество есть всеобщее благо априори. И подобное отрицание не было разрушительным для общества, и вовсе не значило отказ от высоких нравственных ориентиров.

Политический плакат и карикатура

Карикатура в центральной газете скажет порой больше, чем целая статья.
(гвардии-майор Бутотрин, полевая почта 24595[112])

Слово «карикатура» итальянского происхождения (от “caricare” – нагружать, преувеличивать). Считается, что как самостоятельный жанр карикатура оформилась в эпоху Возрождения. Отцом карикатуры называют Леонардо да Винчи за серию его работ, получивших общее название «Гротескные головы», созданную в 1490 г. В Италии пионером жанра карикатуры был художник Аннибале Караччи, определивший карикатуру как «некое «идеальное» уродство, основанное на преувеличении черт оригинала, которое поражает больше, чем нормальный портрет»[113].

Самая сильная школа карикатуры сложилась в Великобритании. Джордж Тауншенд первым обнаружил, что карикатура может быть орудием политики. Уже в середине XVIII в. здесь возникла национальная школа карикатуры, продолжившая своё бурное развитие в начале XIX в. и вызвавшая большой интерес в европейских странах, особенно во Франции и Германии. Причиной расцвета карикатуры в Англии В.П. Шестаков называет политическую активность среднего класса, находящегося в оппозиции к правительству, и рост широкой и сравнительно доступной периодической печати при отсутствии цензуры и ограничений[114]. Время её расцвета, середина XVIII–начало XIX в., было временем важных политических событий: подъёма политического радикализма, Французской революции, наполеоновских войн. И это неудивительно: по словам М.Т. Рюминой, Белинский считал, что возникновение сатирических жанров связано со становлением общественного самосознания как «результатом созревшей гражданственности»[115]. Ему вторит и Разуваев: «суть политической смеховой стихии, прежде всего, в том, что она действует всё же больше в этом, а не в «зазеркальном» мире. Она может являться частью государственной машины, даже инструментом подавления, но гораздо чаще представляет собой продукт жизнедеятельности гражданского общества или его прообразов (выделено мной — И.М.)»[116].

Первоначально карикатура существовала отдельно от периодической печати как самостоятельный жанр, обычно в виде гравюры. Начиная с 1730 г. в Великобритании появляется большое количество издательств, печатающих не только книги, но и гравюры, объявления, театральные билеты и т.п. Уже в середине 1790-х годов карикатура стала модным развлечением английской аристократии и состоятельных людей, а к началу XIX в. перестала быть предметом аристократической моды и очень быстро демократизировалась, став доступной для всех. Появились издательства, специализирующиеся на политической карикатуре.

Основу английской школы карикатуры заложил Уильям Хогарт, он же является родоначальником политической карикатуры. До него политика в Англии была главным образом предметом литературной сатиры. Но первым профессиональным политическим карикатуристом стал Джеймс Гиллрей. Он рьяно включился в политическую борьбу в ситуации, когда король Георг III в 1783 г. снял с поста премьер-министра Чарльза Фокса. Позднее он был представлен молодому политику Джорджу Каннингу, позднее ставшему министром иностранных дел и премьер-министром, который сразу оценил, какое влиятельное оружие может получить, если заставит Гиллрея работать на себя. Он назначил художнику государственную пенсию и заказывал карикатуры на нужные темы. Со времён Гиллрея политическая карикатура стала доминирующим жанром, оттеснив бытовую на второй план. В Канаде, например, в курсы изучения социальных наук входят специальные разделы, посвящённые политическим карикатурам, их пониманию и принципам построения[117].

Как уже говорилось выше, юмор может быть индикатором толерантности в международных отношениях, но с тем же успехом он может быть индикатором нетерпимости. Ярким примером является военная и международная пропаганда. Она основывается на функции определения зла, отделения зла от добра и использует вполне конкретные юмористические средства и техники: сатиру, сарказм, инвективу.

В качестве примера можно сослаться на книгу Ю.В. Басистова «Особый театр военных действий. Листовки на фронтах второй мировой войны»[118], которая показывает, как это делается. Гитлер изображался, например, в виде обезьяны в зоопарке, измазанной кровью, с табличкой «Осторожно! Бешеная!». На листовке с подписью «Генерал Линдеманн за работой» генерал-полковник Линдеманн изображён расставляющим кресты на могилах своих армий. Другая листовка представляет из себя почти что комикс из шести частей: «Немецкому солдату хорошо… Гитлер думает за него. Геринг ест за него. Геббельс говорит за него. Гиммлер заботится, чтобы его жена не осталась бездетной. Ему самому ничего не остаётся, как погибнуть на фронте». Немецкая пропаганда отвечала тем же, публикуя, например, серию листовок «Джентельмены предпочитают блондинок… но блондинки не любят калек» или «Отцы и дети», изображающие сыновей Сталина и Молотова, захваченных в плен.

Ещё лучше это демонстрируют плакаты Кукрыниксов времён противостояния двух систем, где, например, изображено собрание генералов НАТО, оставивших свои головы на вешалке в прихожей, с подписью: «У этих деятелей ловких изъян не маленький увы, // есть всех систем боеголовки, но нет обычной головы».

В первые годы советской власти карикатура стала составной частью «агитпропа». Она использовалась для политической социализации малограмотного населения, для коммуникации властей с широкими массами. Борис Ефимов, принимавший непосредственное участие в этом процессе, пишет, что сразу понял, что «сатирический плакат должен прежде всего быть понятным массовому зрителю»[119]. Позже Сталин сказал, что «хорошая политическая карикатура должна быть понятна каждому дураку»[120].

Это потребовало от авторов карикатур создания определённой символики. Так, земной шар символизировал идеи мировой революции; дымящиеся трубы и светящиеся окна фабрик на фоне солнечных лучей — светлое будущее индустриализации; кузнец у наковальни — свободный созидательный труд; неприступная крепость — молодую Советскую республику; красная рука — рабочий класс; красный штык — армию; паровоз олицетворял исторический и социальный прогресс[121].

В конце ХХ века, по свидетельству Дмитриева, наметилась тенденция к заметному усложнению карикатурных символов. Такая карикатура уже требует от читателя определённых знаний, которые позволят не только понять смысл, заложенный в рисунке, но и подтолкнут читателя к размышлениям. В современной карикатуре выделяют т.н. «эзоповскую» группу символов: отождествление людей с животными, наделение животных человеческими качествами, включающими не только портретное сходство, но и характер и интеллект. «Мифическая» группа — персонажи мифологии Древней Греции и Древнего Рима (Зевс, Прометей, Геракл, Троянский конь, Цезарь и т.п.). «Средневековая» группа — Дон Кихот, короли, королевы. шуты, палачи, рыцарь и т.п. «Пиктографическая» группа включает международные знаки-обозначения, «итимеческая» — жесты (кукиш, кулак, палец. «Платяная» — социальные роли (полицейский, военный, почтальон, дипломат, медсестра и т.п.).

Согласно исследованию У. Уэрнера[122], в карикатурах используются три основных источника сюжетов и символов: 1) житейские ситуации; 2) современная популярная культура: кинофильмы, телешоу, спортивные события и т.п.; 3) исторические события и персонажи. Он же приводит десять основных исторических тем, использующихся в канадских карикатурах, в порядке убывания частоты:

1) Иудейские и христианские писания (библейские события, герои, цитаты из Библии);

2) Искусство Ренессанса (вроде известных картин Микельанджело и т.п.);

3) Британская литература 1700–1950-х гг. (темы, герои, цитаты);

4) Исторические события и личности (от Римской империи до Второй Мировой войны);

5) Сказки, детские стишки и считалочки;

6) Пословицы и клише;

7) Символические персонажи (смерть с косой, купидон, Фемида, статуя Свободы, апостол Пётр у врат рая и т.п.)

8) Кинофильмы (названия, персонажи, сюжет, цитаты);

9) Известные картины и фотографии последних двух веков;

10) Телевизионные программы.

«При Сталине в России официально «били смехом» «отдельные недостатки», «врагов народа» и империалистическую политику». В годы Великой Отечественной войны советские профессиональные юмористы обрушили на неприятеля поток политического смеха. Вообще в периоды военных действий происходит резкое усиление политической роли и значимости сатиры. Начало Первой мировой войны вызвало в России взрыв националистического политического смеха, направленного против Германии, Австро-Венгрии и Турции. Позднее, характер, приёмы и особенности военной пропаганды были заимствованы советским строем и его пропагандистами и стали неотъемлемым признаком официальной коммунистической культуры. Например, уже на следующий день после нападения Израиля на Египет, Сирию и Иорданию в 1967 г., многие советские газеты поместили карикатуры как на агрессора, так и на страны, считавшиеся его покровителями: США и Великобританию.

В некоторых странах политическая карикатура приобретает большое значение. Как пишет М. Солли[123], поскольку тех, кто письменно оскорбляет политиков или государственных чиновников, в Италии могут привлечь к уголовной ответственности, в итальянских газетах и журналах занял прочное место жанр карикатуры (угроза преследования не распространяется на рисованные иллюстрации). Их авторы с убийственной иронией клеймят политиков и политическую обстановку. Самый известный карикатурист в Италии – Фораттини. Сатирические изображения видных политических фигур в газете «Репубблика» принесли ему национальную славу. Не многие итальянцы осознавали истинный размах власти лидера социалистической партии Беттино Каркси, пока Фораттини не стал рисовать на него шаржи, представляя в обличье некоего Бенито.

А.В. Дмитриев перечисляет свойства карикатур, которые, по его мнению, становятся действенным средством формирования общественного мнения[124]:

1. Карикатура посвящена актуальной теме, представляющейся важной. Такой как избирательная кампания, вопросы войны и мира, жизни и смерти, коррупции и т.п.

2. Карикатура использует феномен преувеличенной похожести некоторых известных лиц на животных и т.п. Кроме этого она может использовать или создавать символы, известные всем читателям: голубь как символ мира, звезда или орёл – символ государственности.

3. Текст подписи под карикатурой сведён к минимуму, воздействие главным образом визуальное. Таким образом, карикатурист, избавляясь от относительно неважных деталей, представляет тему в простейшем виде, понятном любому.

4. Карикатурист излагает свою точку зрения или точку зрения издания, публикующего карикатуру, которая, как правило, направлена против властей, их политики, и изображаемое, объект критики, представляется в явно преувеличенном виде.

5. Из-за использования визуального канала воздействия или критически нацеленного на отдельную важную тему символа политическая карикатура становится действенным средством формирования общественного мнения. Её апелляции к эмоциям трудно противостоять.

6. Политическая карикатура, несмотря на её заострённость, обязательно включает в себя и намёк на серьёзные конструктивные темы. Одновременно карикатура как бы интерпретирует понятия, цифры и события, помогая дополнить принимаемые новости.

Он же приводит сведения об исследовании убеждающего эффекта карикатур в передовых статьях не юмористического характера[125]:

1. Карикатуры, сопровождённые статьёй, чаще меняют мнение, чем только карикатуры;

2. Передовая статья без карикатуры чаще ведёт к появлению нового мнения, чем одна карикатура;

3. Статья, противопоставляемая карикатуре, приводит к реверсии, в то время, как статья, подтверждающая аргумент карикатуры, приводит к конверсии;

4. Для эффективности изменения наиболее удачным является сочетание статьи и карикатуры, данных вместе, сначала карикатура, потом статья, и, наконец, сначала статья, затем карикатура;

5. Когда в карикатуре и статье приводятся одинаковые аргументы, достигается гораздо больший эффект, чем при разных аргументах.

Карикатуры на себя самого коллекционировали, по утверждению Дмитриева, многие политики. В том числе, генерал Шарль де Голль, некоторые американские президенты. Причину подобного обосновал председатель сейма Литвы Ч. Юршенас: «Как только меня перестанут шаржировать — значит пора завершать политическую карьеру. Неинтересен. А пока рисуют, выходит, популярен»[126].

Политическая частушка

Почему в настоящее время осталось очень мало частушек? На этот вопрос отвечает М.А. Суханова в своей статье «Частушка как средство социально-политической пропаганды»[127]. Ответ предельно прост, русская частушка — это «рефлексия русского крестьянства над событиями русской истории». В индустриальном обществе численность крестьян значительно сокращается по сравнению с городскими жителями и, соответственно, уменьшается роль фольклора. В городах рассказывают анекдоты, а не поют на завалинке. Если в начале и середине ХХ века политическая частушка хоть как-то существовала как самостоятельный жанр, рефлексирующий в том числе по поводу политических событий:

Куропаткин-генерал

Всё иконы собирал
Пил да ел, да жарил кур, –

Протранжирил Порт-Артур.

Эх, яблочко,
Сбоку зелено!
К чёрту Думу, господ —
Даёшь Ленина!

Спекулянт, спекулянт
Спекулирует,
А советская власть
Реквизирует!

Ах, огурчики, помидорчики
Сталин Кирова убил в коридорчике!

Ой, на улице туман,
Полное затмение.
Глянул Гитлер на Москву
и лишился зрения.

Две верёвки на осине –
Любо-дорого смотреть:
Скоро Гитлер с Муссолини
Будут рядышком висеть!

то к концу ХХ века частушка остаётся в лучшем случае юмористической политтехнологией в карнавале избирательной кампании. Из четырёх просмотренных мной сборников частушек, только один содержит политические, да и тот оказался сборником авторским, т.е. содержащим не фольклор, а произведения конкретного человека. В нём есть интересные вещи, но их уже нельзя назвать подлинной частушкой[128]:

Я залез на Эверест,
Глядь — арабский террорест.
Скоро будут на Луне
Попадаться нам оне.

Бугаёв у нас на стадо –
Два: Саддам и Арафат.
Каждый день то интифада,
То джихад, то газават.

А у нас – один на стадо,
Пиночетом кличем гада.
Чуть кто против вякнет «Му» –
Сразу в бок рога тому.

Как отмечает, А.В. Дмитриев[129], перспективы этого жанра весьма неблагоприятны. Распад коллективности в конечном итоге приведёт к смерти устного народного творчества. Достаточно сказать, что в семисот- страничной книге «Современный городской фольклор»[130] упоминанию частушки отведён лишь один абзац во введении. Писательская авторская частушка, видимо, будет более долговечной, потому что уже начала работать политический «заказ». По утверждению некоторых авторов, редкая избирательная кампания в настоящее время обходится без «псевдонародных» частушек.

Избирательные кампании и политические технологии

Кандидат: «Эти политики, они погрязли в коррупции, разврате, расхищении бюджетных средств…»

Журналист (ехидно): «И Вы, конечно же, будете со всем этим бороться?»

Кандидат: «Вот ещё! Я хочу в этом поучаствовать!»

Для понимания тесной связи избирательных кампаний и юмористических технологий необходимо привести обширную цитату из Михаила Бахтина: «В самом деле, карнавал не знает разделения на исполнителей и зрителей. Он не знает рампы даже в зачаточной ее форме. Рампа разрушила бы карнавал (как и обратно: уничтожение рампы разрушило бы театральное зрелище). Карнавал не созерцают, – в нем живут, и живут все, потому что по идее своей он всенароден. Пока карнавал совершается, ни для кого нет другой жизни, кроме карнавальной. От него некуда уйти, ибо карнавал не знает пространственных границ. Во время карнавала можно жить только по его законам, то есть по законам карнавальной свободы. Карнавал носит вселенский характер, это особое состояние всего мира, его возрождение и обновление, которому все причастны.

[…] Официальные праздники средневековья – и церковные и феодально-государственные – никуда не уводили из существующего миропорядка и не создавали никакой второй жизни. Напротив, они освящали, санкционировали существующий строй и закрепляли его. Связь с временем стала формальной, смены и кризисы были отнесены в прошлое. Официальный праздник, в сущности, смотрел только назад, в прошлое и этим прошлым освящал существующий в настоящем строй.

[…] В противоположность официальному празднику карнавал торжествовал как бы временное освобождение от господствующей правды и существующего строя, временную отмену всех иерархических отношений, привилегий, норм и запретов. Это был подлинный праздник времени, праздник становления, смен и обновлений. Он был враждебен всякому увековечению, завершению и концу. Он смотрел в незавершимое будущее.

[…] Особо важное значение имела отмена во время карнавала всех иерархических отношений. На официальных праздниках иерархические различия подчеркнуто демонстрировались: на них полагалось являться во всех регалиях своего звания, чина, заслуг и занимать место, соответствующее своему рангу. Праздник освящал неравенство. В противоположность этому на карнавале все считались равными. Здесь – на карнавальной площади – господствовала особая форма вольного фамильярного контакта между людьми, разделенными в обычной, то есть внекарнавальной, жизни непреодолимыми барьерами сословного, имущественного, служебного, семейного и возрастного положения. На фоне исключительной иерархичности феодально-средневекового строя и крайней сословной и корпоративной разобщенности людей в условиях обычной жизни этот вольный фамильярный контакт между всеми людьми ощущался очень остро и составлял существенную часть общего карнавального мироощущения»[131].

Об этом же писал Д. Лихачёв: «Смех «оглупляет», «вскрывает», «разоблачает», «обнажает». Он как бы возвращает миру его изначальную хаотичность. Он отвергает неравенство социальных отношений и отвергает социальные законы, ведущие к этому неравенству, показывает их несправедливость и случайность»[132].

М. Кошелюк и Д. Сурманидзе в своей статье[133] обращают внимание на то, что избирательная кампания имеет как раз описанную у Бахтина карнавальную основу. Политика, как они пишут, время от времени вынуждена проводить своего рода «день открытых дверей», допуская выплеск «народного начала». Карнавал переворачивает ее, меняет местами «верх» и «низ» и, тем самым, обеспечивает выплеск народной энергии, в том числе через смех. Современный карнавал далеко ушел от политики, но зато политика охотно освоила многие элементы карнавала. Политические институты постоянно сталкиваются с необходимостью при помощи легальной и регулярной социальной инверсии сбрасывать напряжение, которое накапливается в обществе. В противном случае неизбежны социальные катаклизмы. Одним из таких «предохранительных клапанов» являются выборы. Внутреннее родство выборов и карнавала обуславливает наличие общих формальных элементов. «Карнавал — гипертрофированное и символическое воспроизведение реальности, в результате которого создается особая и обособленная во времени и пространстве реальность, границы которой защищены принципом условности. И структурированы с помощью Ритуала. Тот же Ритуал, но, приземленный до Закона, регламентирует избирательный процесс»[134]. Помимо всего прочего избирательную кампанию и карнавал сближает неопределенное положение на умозрительной карте социальной реальности. Если карнавал существует на рубеже искусства и жизни, то выборы находятся где-то в области зыбкой границы между политикой и реальным бытием. Лично кандидат является посредником между двумя мирами, пока он такой же, как простые люди, к нему можно обращаться с просьбами и пожеланиями.

В выборных кампаниях обнаруживается множество элементов карнавальной культуры. С началом избирательной кампании стены зданий покрывается яркими плакатами, в округ приезжают интересные люди, доселе мало интересовавшиеся жизнью провинциалов, устраиваются концерты, разного рода массовые действа и другие увеселения. Простые граждане узнают о политиках и кандидатах множество ранее неизвестных фактов, в том числе «срамных». Происходит смена иерархии. Король становится шутом. Губернаторы и мэры участвуют в телевизионных программах, которые в иное, не-выборное время, вряд ли почтили бы своим присутствием, играют на музыкальных инструментах, водят хороводы.

Авторы приводят несколько доводов в обоснование применения юмористических технологий в избирательных кампаниях: 1) юмор позволяет «пробиться» к избирателю, прибавляет интерес с его стороны; 2) позволяет избежать судебных исков и обвинений в распространении негативной информации; 3) помогает воздействовать на кампанию оппонентов, разрушая её, путём провоцирования на неадекватные поступки; 4) порождая интерес к кампании, повышает явку избирателей[135]. Использование юмористических технологий, по мнению Кошелюка, способствует решению ряда задач: «1) преодоление негативного отношения (отвращения) избирателей к выборам в целом и как результат повышения электоральной активности; 2) изменения отношения к критериям выбора, усиления роли фактора "человеческого лица" при принятии решения в пользу того или иного кандидата; 3) нейтрализация негативных последствий для имиджа кандидата, возникающих в результате целенаправленных действий соперников или случайно возникших форс-мажорных обстоятельств; 4) наконец – повышения сплоченности, морального духа и креативности команды кандидата»[136].

Смеховая стихия является неотъемлемой частью функционирования демократической политической системы. В публичных выступлениях западных политиков почти обязательно должны быть шутки и анекдоты, провоцирующие ответную реакцию аудитории, как пишет Разуваев. По мнению Дмитриева, традиция юмористического поведения политика в европейской и американской культурах существует потому, что сама политика есть «в первую очередь управление людьми убеждением и участием, а не силой и принуждением. Именно первое имманентно предполагает использование тех или иных форм юмористического воздействия»[137]. В условиях демократии каждому кандидату на выборную должность желательно иметь хотя бы элементарное чувство юмора, чтобы понравиться избирателям.

Были такие политики и в России. Как пишет Разуваев, в избирательной кампании в Госдуму в 1999 г. был издан анонимный сборник частушек, в котором совершенно чётко угадывался заказчик, представленный «народным фаворитом». Он приводит такой пример из книги: «Я к Серёже Кириенко // Не присяду на коленки, // А для милого Лужка — // Хоть серёжку из ушка»[138]. Во время кампании 1995 года нестандартные приёмы использовало движение Бориса Фёдорова «Вперёд, Россия!» Они провели съезд вместе с театром «Модерн», оформив кулуары обнажёнными фигурами античных героев с головами политических конкурентов движения.

Существует ещё одно фундаментальное отличие между российским и западным политическим юмором самих политиков. На Западе отнюдь не зазорно, и скорее наоборот, весьма желательно, посмеяться над самим собой, «принизить» себя. В российской действительности самоирония, не говоря уже о смехе над собой, практически отсутствует.

В.В. Разуваев приводит три основных, по его мнению, техники политического юмора: ложное усиление, доведение до абсурда и ирония[139]. Смысл ложного усиления заключается в том, что заключительная часть высказывания как бы усиливает начальную, но на деле её опровергает. Примером он приводит фразу Марка Твена: «Нет ничего проще, чем бросить курить. Я сам это делал много раз». При доведении до абсурда говорящий вначале как бы соглашается с мыслью своего оппонента, а затем доводит её до абсурда.

Вообще, развитие политических технологий и гражданских свобод привело к тому, что некоторые политические лидеры стали нанимать команды авторов, чтобы те сочиняли про них анекдоты. Развитие информационных технологий привело и к созданию новых форм политического юмора. Перед выборами мэра Москвы противники Юрия Лужкова в Интернете создали копию-двойник официального сайта мэра, воспользовавшись возможностью двоякого написания фамилии мэра на английском языке. Настоящий официальный сайт мэра располагается по адресу http://www.luzhkov.ru, а сайт-двойник, с массой карикатур, юмора и т.п. до сих пор (!) находится по адресу http://www.lujkov.ru

«Высмеивание, нередко грубое, политического противника, может укладываться как в нейтрализацию политической харизмы оппонента, так и в создание собственного имиджа»[140]. Политик, применяющий юмор против оппонента, как бы обращается к публике, подчёркивая свою с ней общность. Он может преследовать несколько целей: 1) нащупать слабые и сильные стороны оппонента; 2) при необходимости неявно подсказать ему решение конфликта; 3) спровоцировать его на агрессию или другие ответные действия, ставящие оппонента в невыгодное положение; 4) способствовать разрядке напряжения[141].

Юмор способен привносить в избирательную кампанию новые, доселе запретные темы, расширять содержание политических коммуникаций и сближать политика с избирателями, повышая его популярность. Именно карнавальное начало тащит за собой в избирательную кампанию юмор, смех. Прослышав о ее начале, люди уже заранее ждут фарса, балагана. Наличие комической составляющей просто подразумевается негласным соглашением между политиком и избирателем. Не было смеха, сексуальных скандалов, ядреного компромата – значит не было и настоящих выборов.

Заключение

Целью данной работы было продемонстрировать имманентную связь юмора с политикой и возможности его использования в качестве политической технологии. Мы пришли к следующим выводам:

Политический юмор выполняет ряд важных функций. Он отражает действительность и выражает актуальные проблемы массового сознания. Сохраняет в стереотипах и выражает культурный опыт и глубокие феномены массового сознания. Способствует формированию и воссозданию групповых идентичностей, а также служит индикатором существования таких идентичностей. Способствует снятию напряжения, действует как компенсатор, создавая некую дистанцию между человеком и ситуацией, поднимая его над ней, пусть и ненадолго, ослабляя межличностные и межгрупповые конфликты. Является способом «определения зла», несущим разрушительное начало и одновременно укрепления и «цементирования» политической реальности, путём создания воображаемой утопии всеобщего равенства, где «элита» низводится, а «широкие массы» поднимаются до одного уровня. Осуществляет политическую социализацию.

Юмора неразрывно связан с политикой, т.к. они имеют схожую двойственную природу. Как политике неотъемлемо присущи двойные стандарты, являющиеся противоречием, так основой юмора является «парадокс», «абсурд», вскрытие противоречий действительности.

Политический юмор может быть использован и успешно используется как политическая технология в ходе избирательных кампаний, а также в ходе осуществления повседневной деятельности государственных органов и оппозиции как средство внутригосударственной и международной пропаганды. При этом существует разница между использованием политического юмора на Западе и в России. На Западе он является неотъемлемой частью любой политической кампании и просто повседневной жизни, конкретен, не стесняясь, переходит на личности. В России же использовался в первую очередь как средство государственной международной пропаганды.

Упадок политического юмора можно связывать с различными причинами. По утверждению «брежневской» Конституции СССР и свидетельствам многих исследователей, в Советском Союзе сложилась «историческая общность людей — советский народ»[142]. Распад СССР привёл к распаду этой идентичности. И на её месте не возникло никакой новой идентичности. Как не возникло ещё и пресловутого гражданского общества на месте советского квазигражданского. Отсутствие общественного самосознания, а также ярких политических личностей и чётко выраженной государственной политики, затрудняет развитие политического юмора.

Более серьёзной причиной является наступление институционализированной государственной серьёзности, не понимающей природы юмора и воспринимающей его как своего смертельного врага. Российские политические деятели воспринимают себя и свою работу слишком серьёзно и не осознают все возможности использования политического юмора — который в силу двойственности своей природы не только карает и уничтожает «зло», но и примиряет людей с действительностью — а также всю важность выполняемых им функций.

Список литературы

Андреева Г.М. Социальная психология. — М.: Аспект Пресс, 1999
Аристотель Поэтика — http://www.philosophy.ru/library/aristotle/poet.html
Архипова А.С. Анекдот в зарубежных исследованиях ХХ века. — http://www.ruthenia.ru/folklore/arhipova1.htm
Архипова А.С. Анекдот и его прототип: генезис текста и формирование жанра.: Автореф. дис. канд. филол. наук. / РГГУ— М.: 2003 — http://www.ruthenia.ru/folklore/arhipova6.htm
Бабурина Н.И. Пятнами красок и звоном лозунгов // Агитмассовое искусство Советской России. Материалы и документы. Агитпоезда и агитпароходы. Передвижной театр. Политический плакат. 1918–1932. В 2 т. Т I — М.: Искусство, 2002
Басистов Ю.В. Особый театр военных действий. Листовки на фронтах второй мировой войны — СПб.: БЛИЦ, 1999
Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса — М.: 1965
Борев Ю.Б. О комическом. — М.: Искусство, 1957
Борев Ю.Б. Сталиниада. — М.: ООО «Агентство «КРПА «Олимп», 2003
Борев Ю.Б. Эстетика: Учебник — М.: Высш. Шк., 2002
Бутенко И.А. Юмор как предмет социологии? // Социологические исследования — 1997 — №5
Гоббс Т. Левиафан. — http://www.philosophy.ru/library/hobbes/06.htm
Гозман Л.Я., Шестопал Е.Б. Политическая психология — РнД.: «Феникс», 1996
Дарвин Ч. О выражении эмоций у человека и животных. — СПб.: Питер, 2001
Дедов Н.П. Диагностирующая и регулирующая роль юмора в экстремальных условиях.: Дис. канд. психол. наук — М.: 2000
Дмитриев А.В. Конфликтология — М.: Гардарики, 2001
Дмитриев А.В. Социология юмора: Очерки — М.: 1996 — http://www.auditorium.ru/books/4212/
Дмитриев А.В. Социология политического юмора: Очерки — М.: РОССПЭН, 1998
Докучаев И.М. Смех, идеология, власть. — http://artevik.narod.ru/publ/smile.html
Ефимов Б. Мой век. — М.: «Аграф», 1998
Иванова Т.В. Юмор — это серьёзно! — http://psy.samara.ru/content.asp?&rid=69&id=204
История русской революции. За власть советов — М.: ООО «ИДДК», 2002
Козер Л. Функции социального конфликта — М.: Идея-Пресс, 2000
Костерева О.А. Образ врага в отечественной политической культуре периода «холодной войны»: опыт анализа визуального источника — http://www.earthburg.ru/php/process.php?lang=r&c1=10&id=1&file=kostereva.htm
Кошелюк М.Е. От смешного до несмешного — один шаг… А обратно? — http://www.princippr.ru/printed/otsmeshnogo.html
Кошелюк М., Сурманидзе Д. Юмор как избирательная технология — http://www.princippr.ru/printed/humor.html

27. Крыштановская О. Анатомия российской элиты — М.: Захаров, 2005

28. Кукрыниксы втроём — М.: «Советский художник», 1975

29. Макиавелли Н. Государь — СПб.: Азбука, 2000

30. Министр обороны РФ: Регина Дубовицкая дебилизирует население — http://www.polit.ru/news/2004/12/16/ivanov.html

Муратов С.А. ТВ – эволюция нетерпимости — http://www.cjes.ru/lib/content.php?content_id=3799&category_id=3
Немировская М., Шницер В. Его ХХ век — http://www.ear.org.ru/p5/9.2000/s5.shtml
Платон Государство. Законы. Политик — М.: Мысль, 1998
Путинки. Краткий сборник изречений президента (Первый срок) — М.: «Эхо Бук», 2004
Разуваев В.В. Политический смех в современной России — М.: ГУ-ВШЭ, 2002
Рюмина М.Т. Эстетика смеха. Смех как виртуальная реальность — М.: Эдиториал УРСС, 2003
Сатин С. Всемирная история в частушках: от Адама до Саддама — М.: «Крафт+», 2002
Смех под микроскопом — http://news2000.com.ua/relax.php?id=197
Современный городской фольклор. — М.: РГГУ, 2003
Солли М. Эти странные итальянцы — М.: Эгмонт Россия Лтд., 1999
Степаненко В.П. «Поспорили как-то американец, француз и русский…» // Философская и социологическая мысль — 1993 — №9-10
Суханова М.А. Частушка как средство социально-политической пропаганды // Звучащая философия. Сборник материалов конференции. — СПб.: 2003, —http://anthropology.ru/ru/texts/suhanova/sound_30.html
Троицкий А. Юмор умер — Новая газета, 2004, №6 20 января — http://2004.novayagazeta.ru/nomer/2004/06n/n06n-s35.shtml
Успенский М. Почему не смешно? Анекдот есть признак здорового государства — НГ-Exlibris, 2004, 20 мая, — http://exlibris.ng.ru/tendenc/2004-05-20/5_anekdot.html
Феноменология смеха: Карикатура, пародия, гротеск в современной культуре: Сб. статей — М.: 2002
Франкл В. Сказать жизни «Да»: психолог в концлагере — М.: Смысл, 2004
Фрейд З. Остроумие — Д.: Сталкер, 1999
Черчилль У. Мускулы мира — М.: Изд-во Эксмо, 2003
Шестаков В.П. Гиллрей и другие… Золотой век английской карикатуры. — М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 2004
Шмелева Е. Анекдоты об армянском радио: структура и языковые особенности — http://www.ruthenia.ru/folklore/shmeleva1.htm
Berdy M.A. A Short History of the Russian Political Joke — The Moscow Times, July 16, 2004 — http://www.moscowtimes.ru/stories/2004/07/16/007.html
Laughing Matters: Lessons from anekdot.ru — http://www.fas.harvard.edu/~nrc/teacherresources/humor.htm
Moreall J. Taking Laughter Seriously — NY: State University of New York Press, 1983
Online Etymology Dictionary — http://www.etymonline.com/index.php?term=humor
Orwell G. Funny, but not Vulgar — http://orwell.ru/ibrary/articles/funny/english/e_funny
Sammon B. Humor lightens political campaign, to a point — The Washington Times — 2004. — Apr. 11
Veatch T. A Theory of Humor — Humor, the International Journal of Humor Research, #2, May 1998, p. 161-217 — http://www.tomveatch.com/else/humor/paper/
Vladimir III? // The Economist — 2004 — Dec. 9
Werner W. On Political Cartoons and Social Studies Textbooks: Visual Analogies, Intertextuality, and Cultural Memory — Canadian Social Studies, Volume 38m Number 2, Winter 2004 — http://www.quasar.ualberta.ca/css/Css_38_2/ARpolitical_cartoons_ss_textbooks.htm
Willis K. Making Sense of Humor: Some Pragmatic and Political Aspects — http://www.pragmaticshumour.net/

Приложение

[1] Министр обороны РФ: Регина Дубовицкая дебилизирует население — http://www.polit.ru/news/2004/12/16/ivanov.html

[2] Франкл В. Сказать жизни «Да»: психолог в концлагере — М.: Смысл, 2004 — с. 29–30, 64

[3] Дмитриев А.В. Социология политического юмора: Очерки — М.: РОССПЭН, 1998

[4] Разуваев В.В. Политический смех в современной России — М.: ГУ-ВШЭ, 2002

[5] Рюмина М.Т. Эстетика смеха. Смех как виртуальная реальность — М.: Эдиториал УРСС, 2003

[6] Дмитриев А.В. Социология юмора: Очерки — М.: 1996

[7] Дмитриев А.В. Насмешки бояться – во власть не ходить. / А.В. Дмитриев // Московская правда. — 1996. — 21 февраля.

[8] Разуваев В.В. Народный смех в советской политической культуре 60–80-х годов / В.В. Разуваев // НГ-Субботник — 2000. — 7 октября.; Разуваев В.В. Смеховая культура российской политики / В.В. Разуваев // НГ-Exlibris — 1999. — 20 мая.

[9] Кошелюк М.Е. От смешного до несмешного — один шаг… А обратно? — http://www.princippr.ru/printed/otsmeshnogo.html; Кошелюк М., Сурманидзе Д. Юмор как избирательная технология — http://www.princippr.ru/printed/humor.html

[10] Schutz Ch. Political humor. From Aristophanes to Sam Ervin — New Jersey: Associated University Press, 1977; Kishtainy Kh. Arab political humor — London: Quartet Books, 1985

[11] Abrahams P. D., Wukasch C. Political Joke of East Germany// Tennessee Folklore Society Bulletin. — Murfreesboro, 1967. - V. 33. - P. 7-10.

[12] Benton G. The Origins of the Political Joke// Humour in Society: Resistance and Control/ Eds. Powell C., Paton G. - New York: St. Martin's, 1988. - P. 33-55

[13] Brunvand J.H. Don't Shoot, Comrades: A Survey of the Submerged Folklore of Eastern Europe // North Carolina Folklore Journal/ Appalachian State University. - 1973. - P. 181-188

[14] Davies C. Stupidity and Rationality: Jokes from the Iron Cage // Humor in Society, Resistance and Control/ Eds. Powell C., Paton G. - New York: St. Martin's, 1988.- P. 1-32.

[15] Dundes A. Laughter Behind the Iron Curtain: A Sample of Rumanian Political Jokes // The Ukrainian Quarterly. - New York, 1971.- V. 27.- P. 50-59.

[16] Larsen E. Wit as a Weapon: The Political Joke in History. - London: Frederick Muller Ltd., 1980.

[17] Nilsen D.L.F. The Social Functions of Political Humor // Journal of Popular Culture. - Bowling Green, 1990. - V. 24. - № 3. - P. 35-49

[18] Barrick M.E. Racial Riddles and the Polack Joke // Keystone Folklore Quarterly. - Philadelphia, 1970. - V. 15. - P. 3-15.

[19] Clements W.M. The Types of the Polack Joke // Folklore Forum: A Bibliographical and Special Series. - Bloomington, 1969.- №

[20] Davies C. Ethnic Humor Around the World: A Comparative Analysis. - Bloomington: Indiana UP, 1990

[21] Kravitz S. London Jokes and Ethnic Stereotypes // Western Folklore. - Berkeley, California, 1977. - V. 36. - № 4 .- P. 275-301

[22] Preston M.J. A Typescript of Ethnic Joke Anthology // New York Folklore. - New York, 1975.- V. 1.- № 3-4.- 229-235

[23] Архипова А.С. Анекдот в зарубежных исследованиях ХХ века. — http://www.ruthenia.ru/folklore/arhipova1.htm

[24] Борев Ю.Б. Эстетика: Учебник — М.: Высш. Шк., 2002, — с. 81

[25] Fowler H.W. Modern English Usage, 1926. Цит. по Online Etymology Dictionary — http://www.etymonline.com/index.php?term=humor

[26] Moreall J. Taking Laughter Seriously — NY: State University of New York Press, 1983 — pp. 4-5

[27] Платон Государство. Законы. Политик — М.: Мысль, 1998 — с. 202

[28] Veatch T. A Theory of Humor — Humor, the International Journal of Humor Research, #2, May 1998, p 161-217 — http://www.tomveatch.com/else/humor/paper/, Willis K. Making Sense of Humor: Some Pragmatic and Political Aspects — http://www.pragmaticshumour.net/

[29] Гоббс Т. Левиафан. — http://www.philosophy.ru/library/hobbes/06.htm
При этом обычно почему-то опускается вторая часть абзаца: «Эта страсть свойственна большей частью тем людям, которые сознают, что у них очень мало способностей, и вынуждены для сохранения уважения к себе замечать недостатки у других людей. Вот почему много смеяться над недостатками других есть признак малодушия. Ибо людям, обладающим душевным величием, свойственно помогать другим и избавлять их от насмешек, а себя сравнивать лишь с наиболее способными».

[30] Ludovici A. The Secret of Laughter, цит. по: Moreall J. Taking Laughter Seriously — NY: State University of New York Press, 1983 — p. 6

[31] Rapp A. The Origins of Wit and Humor, цит. по: Moreall J. Taking Laughter Seriously — NY: State University of New York Press, 1983 — p. 7

[33] Цит. по: Рюмина М.Т. Эстетика смеха. Смех как виртуальная реальность — М.: Эдиториал УРСС, 2003 — с. 21

[34] Рюмина М.Т. Цит. соч.— с. 29

[36] Рюмина М.Т. Цит. соч. — с. 50

[37] Дедов Н.П. Диагностирующая и регулирующая роль юмора в экстремальных условиях. Диагностирующая и регулирующая роль юмора в экстремальных условиях.: Дис. канд. психол. наук — М.: 2000, с. 36

[38] Veatch T. A Theory of Humor — Humor, the International Journal of Humor Research, #2, May 1998, p. 161-217 — http://www.tomveatch.com/else/humor/paper/

[39] Veatch, Thomas C. A Theory of Humor, глава “Humor is Affective Absurdity” — http://www.tomveatch.com/else/humor/paper/node2.html

[40] Борев Ю.Б. О комическом. — М.: Искусство, 1957 — с. 59

[41] Veatch, Thomas C. Там же. – глава “A (V)iolation of what? The subjective moral order” — http://www.tomveatch.com/else/humor/paper/node3.html

[42] Фрейд З. Остроумие — Д.: Сталкер, 1999 — с. 127

[43] Разуваев В.В. Политический смех в современной России — М.: ГУ-ВШЭ, 2002 — с. 45

[44] Борев Ю.Б. О комическом. — М.: Искусство, 1957 — с. 25 и с. 43.

[45] Смех под микроскопом — http://news2000.com.ua/relax.php?id=197

[46] Цит. по: Рюмина М.Т. Эстетика смеха. Смех как виртуальная реальность — М.: Эдиториал УРСС, 2003 — с. 43

[47] Смех под микроскопом — http://news2000.com.ua/relax.php?id=197

[48] Veatch, Thomas C. Там же. — глава «The three-level scale and its consequences» — http://www.tomveatch.com/else/humor/paper/node7.html

[49] Цит. по: Moreall J. Taking Laughter Seriously — NY: State University of New York Press, 1983 — p. 20

[50] Дедов Н.П. Диагностирующая и регулирующая роль юмора в экстремальных условиях. Диагностирующая и регулирующая роль юмора в экстремальных условиях.: Дис. канд. психол. наук — М.: 2000, с. 30-59

[51] Дарвин Ч. О выражении эмоций у человека и животных. — СПб.: Питер, 2001 — с. 183–184

[52] Цит. по: Муратов С.А. ТВ – эволюция нетерпимости — http://www.cjes.ru/lib/content.php?content_id=3799&category_id=3

[54] Макиавелли Н. Государь — СПб.: Азбука, 2000 — с. 99–100

[56] Разуваев В.В. Политический смех в современной России — М.: ГУ-ВШЭ, 2002 — с. 9

[57] Разуваев В.В. Цит. соч. — с. 41

[58] Дмитриев А.В. Социология юмора: Очерки — М.: 1996 — с. 4

[59] Иванова Т.В. Юмор — это серьёзно! — http://psy.samara.ru/content.asp?&rid=69&id=204

[60] Борев Ю.Б. Сталиниада. — М.: 2003 — с. 318

[61] Berdy M.A. A Short History of the Russian Political Joke — The Moscow Times, July 16, 2004 — http://www.moscowtimes.ru/stories/2004/07/16/007.html

[62] Разуваев В.В. Политический смех в современной России — М.: ГУ-ВШЭ, 2002 — с. 28–29

[63] Черчилль У. Мускулы мира — М.: Изд-во Эксмо, 2003 — с. 516

[64] Бутенко И.А. Юмор как предмет социологии? // Социологические исследования — 1997 — №5

[65] Разуваев В.В. Цит. соч. — с. 63

[66] Андреева Г.М. Социальная психология — М.: Аспект Пресс, 1999 — с. 137-138.

[68] Андреева Г.М. Цит. соч. — с. 167

[69] Архипова А.С. Анекдот в зарубежных исследованиях ХХ века — http://www.ruthenia.ru/folklore/arhipova1.htm

[70] Дмитриев А.В. Конфликтология — М.: Гардарики, 2001 — С. 280-281

[71] Докучаев И.М. Смех, идеология, власть. — http://artevik.narod.ru/publ/smile.html

[73] Борев Ю.Б. Сталиниада — М.: ООО «Агентство «КРПА «Олимп», 2003 — с. 410

[74] Бутенко И.А. Цит. соч. — с. 136

[75] Козер Л. Функции социального конфликта — М.: Идея-Пресс, 2000 — с. 64

[78] Разуваев В.В. Цит. соч. — с. 31, 50

[79] Из письма с фронта, адресованного Борису Ефимову. Цит. по: Ефимов Б. Мой век. — М.: «Аграф», 1998 — с. 141

[80] Докучаев И.М. Смех, идеология, власть. — http://artevik.narod.ru/publ/smile.html

[81] Костерева О.А. Образ врага в отечественной политической культуре периода «холодной войны»: опыт анализа визуального источника — http://www.earthburg.ru/php/process.php?lang=r&c1=10&id=1&file=kostereva.htm

[82] Немировская М., Шницер В. Его ХХ век — http://www.ear.org.ru/p5/9.2000/s5.shtml

[83] Разуваев В.В. Политический смех в современной России — М.: ГУ-ВШЭ, 2002 — с. 28

[84] Степаненко В.П. «Поспорили как-то американец, француз и русский…» // Философская и социологическая мысль — 1993 — №9-10 — С. 231

[85] Дмитриев А.В. Социология юмора: Очерки. — М.: 1996 — http://www.auditorium.ru/books/4212/ch6.pdf

[86] Гозман Л.Я., Шестопал Е.Б. Политическая психология — РнД.: «Феникс», 1996 — с. 148

[87] Разуваев В.В. Цит. соч. — с. 120–121

[88] Борев Ю.Б. Сталиниада. — М.: 2003 — с. 93

[89] Дмитриев А.В. Социология юмора: Очерки. — М.: 1996 — http://www.auditorium.ru/books/4212/

[90] Разуваев В.В. Цит. соч. — с. 17

[91] Ефимов Б. Мой век — М.: «Аграф», 1998 — с. 94

[92] «В 1948 году после выхода романа Веры Пановой «Кружилиха» поэт Александр Раскин написал на этот роман пародию с выразительным названием «Спешилиха». На беду Раскина, произведение Пановой понравилось Сталину, а «Спешилиха» появилась в «Крокодиле» почти одновременно с сообщением центральной печати о присуждении автору «Кружилихи» Сталинской премии. Сталин назвал пародию «пошлым зубоскальством», что серьёзно осложнило карьеру автора до самой смерти Сталина. (Борев Ю.Б. Сталиниада — М.: 2003 — с. 346)

[93] В 60-х годах Зиновия Паперного исключили из партии за пародию на роман Всеволода Кочетова. (Борев Ю.Б. Сталиниада — М.: 2003 — с. 347)

[94] Ефимов Б. Мой век — М.: «Аграф», 1998 — с. 87

[95] Крыштановская О. Анатомия российской элиты — М.: Захаров, 2005 — с. 360

[96] Разуваев В.В. Цит. соч. — с. 21

[97] Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса — М.: 1965 — с. 105, цит. по: Разуваев В.В. Цит. соч. — с. 59

[98] Разуваев В.В. Политический смех в современной России — М.: ГУ-ВШЭ, 2002 — с. 21

[99] Разуваев В.В. Цит. соч. — с. 37

[100] Борев Ю.Б. Сталиниада. — М.: 2003 — с. 144

[101] Архипова А.С. Анекдот и его прототип: генезис текста и формирование жанра.: Автореф. дис. канд. филол. наук. / РГГУ— М.: 2003 — http://www.ruthenia.ru/folklore/arhipova6.htm — с. 4

[102] Ефимов Б. Мой век — М.: «Аграф», 1998 — с. 21

[103] Ефимов Б. Цит. соч. — с. 81

[104] Ефимов Б. Цит. соч. — с. 310, 312

[105] Дмитриев А.В. Социология политического юмора: Очерки — М.: РОССПЭН, 1998 — с. 60

[106] Архипова А.С. Анекдот и его прототип: генезис текста и формирование жанра.: Автореф. дис. канд. филол. наук. / РГГУ— М.: 2003 — с. 2 — http://www.ruthenia.ru/folklore/arhipova6.htm

[107] Шмелева Е. Анекдоты об армянском радио: структура и языковые особенности — с. 3 — http://www.ruthenia.ru/folklore/shmeleva1.htm

[109] Успенский М. Почему не смешно? Анекдот есть признак здорового государства — НГ-Exlibris, 2004, 20 мая, — http://exlibris.ng.ru/tendenc/2004-05-20/5_anekdot.html

[110] Троицкий А. Юмор умер — Новая газета, 2004, №6 20 января — http://2004.novayagazeta.ru/nomer/2004/06n/n06n-s35.shtml

[112] Из письма с фронта, адресованного Борису Ефимову. Цит. по: Ефимов Б. Мой век. — М.: «Аграф», 1998 — с. 142

[113] Шестаков В.П Гиллрей и другие… Золотой век английской карикатуры. — М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 2004, с. 10

[114] Шестаков В.П. Цит. соч. — с. 7

[115] Рюмина М.Т. Цит. соч. — с. 62

[116] Разуваев В.В. Политический смех в современной России — М.: ГУ-ВШЭ, 2002 — с. 28–29

[117] Werner W. On Political Cartoons and Social Studies Textbooks: Visual Analogies, Intertextuality, and Cultural Memory — Canadian Social Studies, Volume 38m Number 2, Winter 2004 — http://www.quasar.ualberta.ca/css/Css_38_2/ARpolitical_cartoons_ss_textbooks.htm

[118] Басистов Ю.В. Особый театр военных действий. Листовки на фронтах второй мировой войны — СПб.: БЛИЦ, 1999

[119] Ефимов Б. Мой век — М.: «Аграф», 1998 — с. 21

[120] Ефимов Б. Цит. соч. — с. 256

[121] Бабурина Н.И. Пятнами красок и звоном лозунгов // Агитмассовое искусство Советской России. Материалы и документы. Агитпоезда и агитпароходы. Передвижной театр. Политический плакат. 1918–1932. В 2 т. Т I — М.: Искусство, 2002 — с. 24

[122] Werner W. On Political Cartoons and Social Studies Textbooks: Visual Analogies, Intertextuality, and Cultural Memory — Canadian Social Studies, Volume 38m Number 2, Winter 2004 — http://www.quasar.ualberta.ca/css/Css_38_2/ARpolitical_cartoons_ss_textbooks.htm

[123] Солли М. Эти странные итальянцы — М.: Эгмонт Россия Лтд., 1999, — с. 37–38

[124] Дмитриев А.В. Социология юмора: Очерки — М.: 1996 — http://www.auditorium.ru/books/4212/ch9.pdf, Дмитриев А.В. Социология политического юмора: Очерки — М.: РОССПЭН, 1998 — с. 74

[125] Дмитриев А.В. Социология политического юмора: Очерки — М.: РОССПЭН, 1998 — с. 78

[126] Дмитриев А.В. Социология политического юмора: Очерки — М.: РОССПЭН, 1998 — с. 133

[127] Суханова М.А. Частушка как средство социально-политической пропаганды // Звучащая философия. Сборник материалов конференции. — СПб.: 2003, — с. 189–193 — http://anthropology.ru/ru/texts/suhanova/sound_30.html

[128] Сатин С. Всемирная история в частушках: от Адама до Саддама — М.: «Крафт+», 2002 — с. 113–114

[129] Дмитриев А.В. Социология политического юмора: Очерки — М.: РОССПЭН, 1998 — с. 52

[130] Современный городской фольклор. — М.: РГГУ, 2003. 736 с.

[131] Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса — http://infolio.asf.ru/Philol/Bahtin/rubler0_1.html

[132] Лихачев А.С., Панченко А.М., Понырко Н.С. Смех в древней Руси — М.: 1984, — с. 3, цит. по: В.В. Разуваев Указ соч. — с. 36

[133] Кошелюк М., Сурманидзе Д. Юмор как избирательная технология — http://www.princippr.ru/printed/humor.html

[135] Кошелюк М., Сурманидзе Д. Там же.

[136] Кошелюк М.Е. От смешного до несмешного — один шаг… А обратно? — http://www.princippr.ru/printed/otsmeshnogo.html

[137] Дмитриев А.В. Социология политического юмора: Очерки — М.: РОССПЭН, 1998 — с. 132

[138] Разуваев В.В. Цит. соч. — с. 51

[139] Разуваев В.В. Политический смех в современной России — М.: ГУ-ВШЭ, 2002 — с. 24-26

[140] Разуваев В.В. Цит. соч. — с. 50

[141] Дмитриев А.В. Социология политического юмора: Очерки. — М.: РОССПЭН, 1998 — с. 140-141

[142] Конституция (Основной Закон) Союза Советских Социалистических Республик — М.: 1977 — с. 4

Юмор